Адельберт Шамиссо - Путешествие вокруг света

Однако все эти отступления ни к чему. Готовясь к отплытию, я вспомнил, что, находясь на Оваи вторично и часто общаясь с островитянами, ни разу не отведал собачьего мяса; европейцев на Оваи принимают и обслуживают в соответствии с их нравами и обычаями и для чужеземца запекают в печной яме свинину, которую он любит, а не собачье мясо, которого он терпеть не может. Слишком поздно я узнал, что упустил эту возможность у себя на корабле, ибо наш назначенный королем проводник ежедневно питался жареным собачьим мясом. Так часто мы упускаем удовольствия, которые могли бы и не упустить.

Едва забрезжило утро 14 октября 1817 года, как якорь был поднят, и баркасы с американских кораблей вывели нас из гавани. Каремоку прибыл к нам прямо из мараи и передал рыбу и фрукты. Мы обменялись с фортом традиционными залпами и сердечно распростились с друзьями. Ветер наполнил паруса «Рюрика».

14 октября 1817 года мы покинули острова Оваи, и наши мысли и сердца, как и развевающиеся флаги «Рюрика», устремились к островам Радак. Мы весьма тщательно отобрали полезные и нужные вещи для подарков своим дорогим друзьям. Последнее прощание с ними означало и прощание с чужой землей, хотя и такой далекой, но всегда имеющей для нас огромную притягательную силу. За Радаком начинались известные уже колонии европейских держав. Они лишь задерживали нас на пути к дому, да и вообще наше обратное путешествие напоминало возвращение усталого путника, идущего вечером в родной город мимо бесконечных предместий.

Мне хотелось бы несколько продлить расставание с полинезийцами, побыть с ними еще немного, чтобы рассказать о них побольше. Я охотно коснулся бы и других сюжетов, которых еще не касался, если вы согласитесь слушать меня и дальше. Например, я хотел бы дать автору «Сартор резеартус» {197} 197 «Сартор резеартус, или Жизнь и мнения господина Тойфельдрекха» (1833–1834) — роман шотландского философа, историка и публициста Томаса Карлейля (1795–1881). Сартор резеартус — в буквальном смысле «холодный сапожник». материал к разделу «Философия одежды».

Мы не упускаем случая с позиции эстетов судить о внешности и брюзжать по поводу того, что теперь забыты кринолины, высокие каблуки, греческие прически, пудра, косы, прически под «голубиное крыло» — все, что во времена моего детства казалось красивым. Мы не стыдимся покроя наших фраков и всего, что так искажает человеческий облик, чем мы усердно занимаемся, призвав на помощь моду.

Мне довелось видеть, как признанная красавица мадмуазель Зонтаг {198} 198 Зонтаг, Анриетта (1806–1854) — популярная оперная певица, гастролировавшая в Берлине в 1824 г. , чье имя могло бы стать символом того периода истории, который предшествовал обнародованию законов Полиньяка {199} 199 Полиньяк, Огюст Жюль Арман (1780–1847) — французский премьер-министр, который учредил законы об ограничении избирательных прав и свободы печати, отмененные после июльской революции 1830 г. на загородной прогулке до такой степени исказила свою внешность, хотя ее ничто к этому не понуждало, что возмущенный художник вынужден был отвернуться от этого идола времени.

Вы, улыбаясь, спросите меня, имею ли я в виду и полинезийцев? Я нахожу красоту в естественной, ничем не искаженной природе и не вижу иного способа воздать хвалу полинезийцам, чем противопоставить им тех,, кто разительно искажает ее.

Я полагаю, что красота обычно сочетается с целесообразностью. Самое прекрасное в человеке — это его облик человека; иначе и быть не может. Только здоровое, гармоническое развитие всех частей тела обусловливает его красоту. Человек отличается от животного тем, что он мыслит, а больший лицевой угол определяет его отличие.

Одежда служит как для удовлетворения чувства стыдливости, требующего того, чтобы какие-то части тела были прикрыты, так и для защиты его от внешних воздействий. Только варвар прибегает к излишним украшениям, которые ему так нравятся. Одежда полинезийцев в общем отвечает присущему им чувству стыдливости, не скрывая вместе с тем благородного телосложения сильных, здоровых, красивых людей. Плащи простых жителей, которые они в зависимости от потребности или от настроения то надевают, то сбрасывают и которые из почтения надлежит снимать в присутствии знатных и могущественных особ, и прежде всего широкие, в складках плащи знати, так же красивы, как и удобны.

А татуировка? Татуировка — это весьма распространенный обычай; в той или иной степени она встречается у калифорнийцев и эскимосов, а запрет Моисея на это украшение свидетельствует, что оно не распространяется на детей Израиля. На островах Великого океана можно увидеть самые разнообразные виды татуировки. На Радаке она представляет собой художественное целое. Она не покрывает всего тела и не искажает его форм, а как бы сливается с тем и другим, делая тело более привлекательным. Трудно сказать что-либо хорошее о прическах жительниц Оваи, ибо они портят их естественную красоту. У радакцев, наоборот, оба пола проявляют величайшую заботу о волосах; изящные цепочки из ракушек, которыми они себя украшают, весьма удачно оттеняют блеск черных локонов и коричневый цвет нежной кожи. Несколько странными могут показаться украшения в ушах, держащиеся на удлиненных мочках; однако признаюсь, что на меня и они производят приятное впечатление.

В наших ужасных платьях тело, руки лишены выразительности; мимике у нас, североевропейцев, не придается никакого значения; мы почти не смотрим в лицо говорящему. У подвижного, словоохотливого полинезийца в разговоре участвует все лицо и даже руки, при этом он крайне скуп на слова. Выбирается краткое и точное, наиболее целесообразное для каждого данного случая выражение, а вместо слова используется кивок. Для подтверждения чего-либо оваец лишь сдвинет брови, а заставить его произнести слово (инга) может только чужестранец, который с присущими ему тяжеловесными манерами способен по нескольку раз повторять свои вопросы.

Из-за нашей обуви ноги служат нам исключительно для ходьбы. Полинезиец четверорук, он использует ноги не только для ходьбы. Он держит ногами предмет, руками в это время работает с ним, например плетет циновку, вьет веревку, добывает из куска дерева огонь. Как неловко, медленно и неуклюже мы наклоняемся, чтобы поднять что-то с земли. Полинезиец берет это пальцами ноги, передает в руку, но при этом даже не качнется и не перестает говорить. Если надо украсть с палубы корабля какую-нибудь вещь, один берет ее ногой и передает другому; так с ноги на ногу похищенное переправляется за борт, в то время как охрана следит только за руками и поэтому ничего не замечает.