Владимир Корочанцев - Африка под покровом обычая

С напряжением работали на емкий внутренний и внешний рынок томбуктинские умельцы. Хватало заказов 25 портняжным мастерским — по 50–100 мастеров и подмастерьев в каждой. Платья и бубу, украшенные похожими на магические письмена вышитыми узорами, пользовались спросом даже в Испании. Многое переняли испанские и андалузские мавры у здешних мастеров вышивки…

В те давние времена Томбукту был религиозным и интеллектуальным центром Западного Судана. Мечеть Санкоре с обтекаемой пирамидальной башней, по длине и ширине скопированная ее строителем Эль-Акибом с древнего святилища Кааба в Мекке, внешне напоминает крепость. Меж частокола колонн редкие застывшие в приниженных позах богомольцы. Гордый старец — имам Махмуд показывает нам могилы своих далеких предшественников. Это они в XIV веке руководили здесь крупным научным центром ислама — университетом Санкоре, где студенты из разных стран изучали Коран, философию, литературу. К мнениям знаменитых хронистов Ахмеда Бабы, Мохаммеда Багайого, Махмуда Кати и других с уважением относились ученые исламского мира. Кроме университета существовало также 180 школ по изучению Корана, где занималось приблизительно 25 тысяч учеников. «Соль привозят с севера, — гласит старинная суданская мудрость, — золото — с юга, деньги — из стран, населенных белыми людьми, по божьи слова, мудрость ученых, истории и увлекательные рассказы можно найти только в Томбукту». Грамотность была в чести и даже считалась критерием свободы личности. «Раб, выучивший Коран, отпускается на волю», — записано в древнем манускрипте.

По утрам, прижимая книги к груди обеими руками, сложенными крест-накрест, идут гурьбой в школу шаловливые томбуктинские мальчишки. Со связками учебников и тетрадей на головах, обмениваясь шепотом секретами, отдельной стайкой торопятся девчонки. За оградой нового франко-арабского лицея углубились в учебники юные томбуктинцы. Будущее за ними, по история неповторима. Дети изучают тайны ушедшей цивилизации, гордятся ею, и, быть может, среди них есть те, кому суждено внести свой вклад в рождающуюся малийскую культуру наших дней, достойную преемницу культуры «333 уалиду» — томбуктинских мудрецов.

Среди ремесел в Томбукту XVI века более всего процветало переплетное дело. Добротные кожаные переплеты всевозможных оттенков стоили недешево, по чего не пожалеешь для любимой книги — спрос на них не снижался. Книги были самой доходной статьей торговли. Их везли из Марокко, Египта, Сирии, Багдада, Испании и других стран. Крупнейшие личные библиотеки здешних книгочеев достигали двух тысяч томов. По словам выдающегося ученого той эпохи Ахмеда Бабы, во время марокканского нашествия из его библиотеки было похищено 1600 книг.

Редкие или слишком дорогие книги любители переписывали. Ученые Томбукту писали собственные сочинения по вопросам религии, философии, истории, медицины, морали. Ахмед Баба оставил миру две книги, которые нынче хранятся в национальной библиотеке в Париже. Одна описывает быт и нравы народов Черной Африки, другая сообщает о врачах Томбукту. Доморощенные грамотеи вели летопись родов, семей, невольно рисуя потомкам картины жизни того времени… Томбукту был хранилищем мусульманской арабской литературы, рукописей о средневековой Африке и арабском Востоке. По где же теперь эти сокровища?

В декабре 1967 года ЮНЕСКО организовала здесь совещание экспертов по письменным источникам африканской истории. «По всей вероятности, рукописей в этом районе много», — говорят знатоки.

Некоторые даже называли цифры «три тысячи», «пять тысяч»… Увидеть их трудно: ревнивые обладатели рукописных книг от традиционных вождей до бедняков рассматривают их как семейные реликвии и не желают с ними расставаться ни за какие деньги. Они прячут манускрипты от постороннего глаза, скрывают, как умеют, вплоть до того, что зарывают в песок. Время и небрежное храпение наносят непоправимый ущерб ценным книгам, свидетелям прошлого. Вот почему беспокоятся ученые о спасении и сохранении томбуктинских рукописей.

Когда я приехал в город, первым моим желанием было увидеть старинные рукописи. Однако специальных библиотек здесь не оказалось. Поэт Албакай Усман Кунта указал на сопровождавшего нас интеллигентного местного жителя Юсуфа:

— Просите Юсуфа. Он — один из обладателей рукописей.

Два дня отмалчивался Юсуф в ответ на наши заходы и подходы; наконец сказал:

— Если один мой приятель согласится, то вы их увидите.

Сначала мы отправились во франко-арабский лицей. Там Юсуф о чем-то договорился с высоким стариком в голубой чалме. Это был эконом лицея. Его звали Эль-Фасалу. Затем старик подсел в наш газик. Попетляв по улицам, мы остановились перед одним из домов. Нас попросили подождать во дворе.

Несколько минут спустя Эль-Фасалу вынес нам тщательно завязанную картонную коробку из-под пивных бутылок. Две рукописи в массивных выцветших коричневых переплетах, одна побольше, другая почти карманного размера, предстали перед нами. На толстые пергаментные листы обесцвечивавшейся тушью была нанесена ажурная арабская вязь. Осторожно перелистывал старик книгу. Среди нас не было человека, хотя бы чуть-чуть знакомого с арабским языком, но вид рукописей XIV–XV веков оказывал магическое воздействие, а будущее книг приводило в уныние.

Раскроется ли тайна манускриптов или же останется в них навсегда? Успеют ли специалисты добраться до них? — думали мы, глядя на жалкое состояние памятников старины.

Современный город скромнее Томбукту прошлых веков: его население в десять раз меньше и в большинстве неграмотно. От прошлого сохранились только старые мечети Санкоре, Дженгерэбер и Сиди Яхья да массивные двери некоторых домов, покрытые искусно вырезанными фантастическими узорами и сверкающие бронзовыми чеканными украшениями.

Сумерки в тропиках не опускаются, а буквально падают. Граница между днем и ночью не более 20 минут. Едва успеешь проводить глазами игрушечный малиновый диск холодного вечернего солнца, а на небе между размывами Млечного Пути уже мерцают блестящие звезды. В такие вечера матовый лунный свет с холодной равномерностью озаряет песчаные улицы Томбукту. Серебристые сугробы песка, местами переходящие в ажурную рябь, рождают романтическое впечатление лунного пейзажа. Это впечатление усиливается царящей вокруг мертвой тишиной.

Иногда размечтавшегося пришельца возвращает на землю песня, нежданно возникшая в глубине этого молчаливого царства. Резонанс в песчаных пространствах Предсахарья великолепный, и если одинокий певец поет хорошо, то ему внемлет весь город.

Песням, которые слышишь в «таинственном» Томбукту, сотни лет, и все они подобно баобабу — оставшиеся в живых свидетельницы подвигов давно минувших дней. Под мерное, завораживающее пиликание двухструнной маленькой скрипки, обтянутой коровьей кожей, певец поет «Бахриди», песню о походах вождя Арма Бахадиди.