Генри Мортон - Шотландия: Путешествия по Британии

Любопытно, что подобная легенда о вересковом меде существует и на острове Эйгг. Мисс М. Э. М. Дональдсон в книге «Странствия по Западному Нагорью и по островам» утверждает, что двести или триста лет назад такой же поступок совершил некий норвежец на острове Сгурр, или Эйгг, но он умел делать ликер из цветов вереска, наподобие бенедиктина. Он тщательно хранил секрет напитка. Однако островитяне намеревались любой ценой узнать тайну. Мисс Дональдсон рассказывает: «Этот человек ответил: "Если вы убьете моего сына, я все вам скажу”. А когда они сделали эго и вернулись к нему, он заявил: “Теперь можете убить меня, потому что я-то никогда не выдам тайну; я боялся, что мой сын уступит угрозам”».

Это совершенно та же история, но связанная с другой местностью. Может быть, эхо древнего предания?

Невозможно не посочувствовать скоттам насчет верескового меда. В размышлениях некоторых шотландцев мне доводилось подмечать веру в то, что давно утраченные легендарные сведения могут чудесным образом стать достоянием нашего времени. Из этого можно заключить, что в попытках заново открыть способ изготовления чудесного напитка из вереска они научились делать то, что всему миру известно как «скотч» — шотландский виски. И его, если уж на то пошло, следует признать вполне достойной заменой вересковому вину.

— Сейчас три часа, — объявил коридорный, устанавливая зажженную свечу на стуле возле моей кровати, — и вот ваша горячая вода, сэр.

Я поспешил подняться, ведь мне предстояли поход через вересковые пустоши к Аррагану и далее паромная переправа на остров Арран. В небе над маленьким гэллоуэйским городком ярко мерцали звезды, свет уличных фонарей бесстрастно освещал беленые стены домов. На улицах царило ночное безмолвие. Таковы шотландские обычаи, размышлял я: один из самых немилосердных фокусов — ни свет ни заря поднять человека с постели и выставить за порог. В результате несчастный путник обречен мерзнуть на забытом богом горном перекрестке (если он странствует по Нагорью) в ожидании маленького выстуженного поезда. Или же — если судьба занесла его на запад Шотландии — простаивать под звездами на стылой пристани, ожидая, когда подойдет крохотное суденышко местного сообщения.

Но в том же заключается и особая прелесть путешествий. Когда я перестану ее ощущать, то пойму, что стал слишком стар для подобных авантюр, и останусь дома. Пять часов утра — таинственное, зловещее время, когда самые обычные человеческие поступки приобретают оттенок рискованной неотложности. Все вокруг погружено в сон. Двери домов накрепко заперты, охраняя своих обитателей от ночных опасностей. Вы бреетесь перед маленьким тускловатым зеркалом, наскоро умываетесь над фарфоровой миской, и вас не покидает чувство, что это не простое путешествие. Ваш перевязанный багаж в свете занимающегося дня выглядит более значительным, чем в любое другое время суток. Тот мальчишка, что живет в вашей душе и олицетворяет остатки давно минувшей юности, устремляется по коридорам вашей памяти. Вы слышите его возбужденный шепоток: он напоминает вам, что именно так начинались все шпионские истории, равно как и похождения мушкетеров, рыцарей, якобитов — всевозможных героев и знаменитых злодеев прошлого. Я отмечаю, что здешняя обстановка вполне соответствует классическим канонам. Коридорный со свечой в руках в точности похож на того лакея, который в сорок пятом году поднимал с постели какого-нибудь заезжего агента якобитов. И пейзаж за окном подходящий — спящий городок под меркнущими звездами. Вот только на месте привычного автомобиля следовало бы стоять оседланному скакуну. А так все на месте.

Я тихо спускаюсь по лестнице, стараясь не потревожить сон соседей по этажу. Внизу выпиваю чашку чая, любезно приготовленную все тем же коридорным. Напротив меня на кушетке сладко спит хозяйский кот. По всей зале раскиданы пустые стаканы. Зловещая атмосфера смерти и прощания разбавляется признаками вчерашнего кутежа и запахом табака. В расположении забытых стаканов чудится некий тайный смысл. Вряд ли кому-либо — вам или мне — удалось бы добиться подобного эффекта намеренно. Ну кому, скажите на милость, придет в голову водрузить перевернутый стакан на голову сэру Вальтеру Скотту? Подобное немыслимо придумать, можно лишь подсмотреть в реальной жизни.

Распахнув передо мною дверь, коридорный неопределенно махнул в сторону темной дороги. Какими же таинственными и прекрасными — с налетом иррациональной жути — кажутся эти предутренние часы, когда ночь незаметно перетекает в день! Самые обыденные предметы и явления выглядят фантастическими, и вы с удивлением взираете на них, словно видите впервые. Вот и сейчас вокруг меня простирается притихшая серая местность, словно утратившая свои природные краски. Горы стоят, окутанные облачной пеленой, и порывам ветра недостает силы, чтобы разогнать ночной туман. Шум ручья сильнее, чем днем, а над кромкой леса светит последняя звезда. Колышется и беспокойно перешептывается серая листва, и вы чувствуете, как угасает потаенная ночная жизнь.

Очень медленно, постепенно — подобно незаметно нарастающему приливу — к окружающему миру возвращаются краски. Серая трава приобретает естественный темно-зеленый оттенок, а на востоке разгорается еще не свет — но обещание света.

Мой путь лежал через Гэллоуэй — на север, в Эйршир. В Ардроссан я прибыл слишком рано, за несколько часов до отправления арранского судна.

Передо мной тянулась длинная безлюдная улица. Поколебавшись, я направился на пристань, туда, где ярко светились огни на корабельных мачтах. Постоял на набережной, полюбовался на безмятежно — спокойную, зеркальную поверхность воды. Единственным судном, подававшим признаки жизни, был бот из Белфаста, причаливший в весьма неурочное время — в 4 часа утра. От него распространялся густой запах трески и лосося.

Поддавшись любопытству, я заглянул в освещенные иллюминаторы и увидел уютный салон, в котором сидели несколько уставших мужчин и женщин, вяло ковырявшихся в своих тарелках. Выглядели они не самым лучшим образом и, похоже, сами о том догадывались.

Внезапно во мне проснулось острое чувство голода.

Прикинувшись пассажиром из Белфаста, я прокрался на борт судна и поспешно проглотил сытный завтрак.