Марлена де Блази - Дама в палаццо. Умбрийская сказка

— Самуэль дал мне слово, что все уладит. Пожалуйста, не забывай, что он на нашей стороне.

— Я стараюсь.

И я продолжала стараться. Но мне недоставало жившего во мне раньше старины Бомбаста, с его неподдельной жизнерадостностью. Того, что любил лишние сложности и затяжные ожидания. Который любил, чтобы в жизни смешивались соль и сахар, встречал любую перемену погоды с уверенностью старого флибустьера и знал, что в жизни полно поворотов и уныние сменяется чудом.

Еще кто-то постучался в дверь. Фернандо пошел открывать, а я — умыть разгоревшееся лицо. Я услышала голос Барлоццо.

Я обняла его, сказала, что он растолстел за две недели — промолчав о том, что не понимаю, как он держится на ногах, когда в нем остались одни кости. Я даже не могла ничего для него приготовить, и слезы снова навернулись мне на глаза.

Фернандо читал доставленную Барлоццо почту. Письмо от сентябрьской группы клиентов. Они отменяли заказ. Любезно просили вернуть задаток. Второе письмо было адресовано мне. От издательства. Мою рукопись не выпускают в печать — она отклонена: «Вследствие пересмотра ориентации нашей компании согласно последним требованиям, все рукописи, еще не запущенные в печать, пересмотрены редакционным советом на соответствие новой политике, и мы с сожалением сообщаем, что Ваша книга не соответствует установленным критериям. Относительно Вашего контракта… и т. д. и т. п.»

Ни дома, ни работы, ни книги. Я уже не видела в безделье ничего соблазнительного.

Барлоццо сидел с нами в саду, и мы выкладывали ему всю историю Убальдини. Все, от чего мы хотели его поберечь, выплескивалось потоками. Он соглашался с Фернандо: ничего особенного, обычная жизнь, капризная, как всегда. Что касается отказа клиентов и издательства, которому не подошла моя книга — это уж совсем обычное дело. И справиться с ним проще простого. Надо подписать чек на возмещение убытков и нанять литературного агента для продажи рукописей. И сходить полюбоваться на здешние холмы. Решив, что вела себя как избалованная нервная неженка, я все исполнила. Позвонила из бара нескольким надежным коллегам в Нью-Йорке и попросила порекомендовать мне агента. Трое из четверых назвали одно имя. Я набрала номер агента. Женщина сказала, что сначала должна прочитать и оценить мою книгу, и попросила выслать ей рукопись следующей. Ей понадобится несколько дней на размышление.

Воспрянув духом, я вернулась на Виа Постьерла и обнаружила в гостиной Фернандо с Барлоццо, почти невидимых за едким дымом сигарет и углубившихся в развернутую на коленях карту Умбрии.

— Мы ищем дорогу в Треви, — объяснил Барлоццо. — Праздник ведь на этой неделе.

— Salsicce е sedano nеrо — колбаски с черным сельдереем — который на самом деле не черный, а очень темно-зеленый, с широкими листьями. Он растет дичком среди олив. Один изогнутый стебель дает заправку на кило колбасок, если верить официальным туристским брошюрам, выпущенным в Треви. Они обжариваются в томатах и белом вине, спрыскиваются маслом, посыпаются пекорино и запекаются, — голосом шеф-повара продекламировала я.

— Но черный сельдерей не растет дичком. Во всяком случае, в наше время. Его выращивают из полученных по наследству семян, которые стоят, как сама земля. У меня есть немного, — сообщил Барлоццо.

— В земле или в мечтах? — съязвила я.

Откуда у него наследство семян черного сельдерея? Кто это подарил Джеку семя бобового стебля?

— В кузове. Если не потерялись. Я прошлой зимой выменял немного на вино у одного типа из Тоди. И забыл о них. Как бы то ни было, этот тревийский рецепт не в моем вкусе. Я предпочитаю колбаски отдельно, сельдерей отдельно, но в каждом городке свое piatto vistoso — фирменное блюдо.

— Ты хочешь сказать, что с нами не поедешь, да?

— Может быть, встречусь с вами там. Треви не слишком далеко от руин. Но сегодня вторник, а мне еще надо дожить до пятницы, прежде чем дать согласие черному сельдерею. Или вам. По правде сказать, мне еще предстоит пережить собственную зиму, Чу.

Мы прогулялись вместе с Барлоццо, прошли через Дуомо, и каждый зажег свечу в одной из часовен. Мы познакомили Барлоццо с Франко, который усадил нас и подал нам толстые ломтики поджаренного хлеба и зеленые фаянсовые мисочки нута, растертого в мягкое бархатистое пюре, с кусочками копченого окорока и цельными листьями поджаренного шалфея. Он откупорил бутылку «Фалангины» и поднял ее на полметра над огромными бокалами в форме дымовых труб. Вино было таким холодным, что собиралось душистыми ледяными лужицами. Франко был на высоте, и Барлоццо вполне оценил его выступление. Он, вписавшись в изгиб кресла, поднял взгляд на арки потолка — пола бального зала — бокалом перекрестил воздух и выпил за Франко, за нас и за Убальдини, прошлых и настоящих. Ему не пришлось называть имени Флори. Все имена — ее имя.

Вернувшись на Виа Постьерла, мы сели на террасе и стали обрывать абрикосы с наломанных Барлоццо веток. И как бывало, по очереди читали друг другу вслух, на этот раз «По следам этрусков» Д. Г. Лоуренса.

— Отменная книга, но, сдается, он писал ее, сидя в кресле перед камином в гостиной Сохо, и в жизни не ступал на землю Этрурии, — провозгласил Князь, рассовывая по карманам косточки абрикосов.

— Бездушный критикан, — укорила я.

— И всегда таким буду, — согласился он.

Я приготовила Барлоццо комнату, положила в крошечной ванной полотенца и коричное мыло, повесила на стул старый зеленый халат Фернандо. Зажгла свечу, поставила на ночной столик стакан граппы, и он почти без возражений позволил подтолкнуть себя к лестнице. Buona notte, buona notte. Доброй ночи. Фернандо наполнял ванну в нашей комнате и открывал дверь террасы лунному свету. Бегая вокруг дома, я чувствовала себя, как встарь, когда дети возвращались домой из школы, когда внутри все поет: «малыш искупался и суп на плите». Когда снова все дома. Все кусочки сложились и краешки не царапаются. Услышав шум воды из ванной Барлоццо, я пробралась в его комнату. Выкрала жуткую одежду и сунула ее в машину. Двойная порция порошка, двукратная стирка. Я обдумала обед на завтра. Я знала, что он не останется надолго и приезжать будет не часто, но все же он здесь, хоть и недоступен. И этого достаточно. Бомбаст вернулся.

Этой умбрийской землей тысячи тысяч лет владели святые и змеи. Эта пустынная таинственная земля — идеальное прибежище богов и богинь, а также аскетов-мистиков, что пришли им на смену. Земли святого Франциска и земли разбойников, возвышенное и низкое долго сосуществовало здесь в войне и в мире. Воплощение Умбрии — светотень.