Юрий Иванов - Острова на горизонте

Вскоре все они остались позади. Всего какой-то десяток метров отделял Вальку от суши. Он уже отчетливо видел полосу песка, камни. Ноги вдруг коснулись дна, глубина была с метр. Тело казалось невероятно тяжелым, будто отлитым из олова. Чертыхаясь, Валька побрел к берегу, споткнулся о камень, упал и не то поплыл, не то пополз, отталкиваясь от дна руками и коленями. Наконец он выбрался на песок.

Валька открыл глаза. Как холодно! Огонька бы сейчас, костерище бы разжечь… Если бы в кармане лежала зажигалка!

Подняв обломок доски и опираясь на него, Валька побрел от берега к скалам. Жестко шелестела трава, хрустели под ногами обломки мелких раковин и сухих водорослей. Он нагнулся, ухватил охапку — водоросли были мягкими и сухими… Это спасение! Только надо еще немножко потерпеть, еще совсем чуть-чуть помучиться, а потом наступит блаженство отдыха и сна.

Тут Валька увидел груду больших камней, а между ними ямы, с сухими водорослями. Быстрее, быстрее… Так хочется спать! Топая от нетерпения, рывками и какими-то судорожными движениями он стянул с себя спасательный жилет, куртку, свитер и рубаху.

Скорее, скорее. Журчала вода. Валька кряхтел, как старик; силенок после такого купания осталось немного. Выжимал одежду. Развешивал ее на камнях. Приседал и прыгал, размахивая руками. Так хотелось, чтобы вещи хоть чуть-чуть провялились на едва ощутимом тут, под скалами, ветерке.

Ну вот, теперь можно и одеваться. Сейчас ему будет тепло! Знает он один способ… Странники, путешественники — они должны все уметь и все знать. Опустившись на колени, Валька начал собирать мягкие сухие водоросли. Сбивая их в упругие пучки, он насовал траву под свитер — на живот, бока, на спину. Он напихал водоросли в брюки и стал толстым, как водолаз в раздутом воздухом гидрокостюме. Сон валил с ног. Валька осмотрел одну яму, потом вторую, третью. Вот хорошая: много сухой травы, водорослей. Валька подстелил спасательный жилет, лег на него и сверху нагреб на себя приятно и горько пахнущий мусор. Закрыл глаза… Одежда была сырой, но холода уже не ощущалось: водоросли грели лучше, чем овчина. И снова все стремительно понеслось… Черный океан, вода бухты, удаляющиеся огни танкера, скалы приближающегося берега. Но теперь можно было нырять в эту затягивающую тебя, как в омут, круговерть и мчаться, падать в блаженный, облегчающий и такой желанный сон. И Валька уснул.

…Танкер благополучно выбрался из бухты в поджидавший его океан и тяжело ухнулся в накатившуюся с левого борта волну. Каскады воды взметнулись над танкером, а потом с водопадным громом обрушились на палубу и закипели под переходным мостиком. Капитан приказал ложиться на волну и так идти средним ходом.

Кок в своей кормовой каюте спал беспокойно. Ему приснилось, что он «морж» и что он нырнул в прорубь, вырубленную любителями зимних купаний у заиндевелых стен Петропавловской крепости, — приснится же такое! Всего-то раз и видел подобное чудо: шел напрямик через Неву, от зоопарка к Эрмитажу, и застрял возле проруби, удивляясь чудакам, барахтавшимся в ледяной каше…

Однако ощущение холода не проходило, и кок открыл глаза. В каюте горел свет, в распахнутый иллюминатор, пузыря занавеску, врывался ветер, одеяло, под которым скорчился кок, было мокрым насквозь, а по линолеумной палубе каюты плескалась вода. Кок вскочил и, шлепая голыми ногами по воде, поспешно закрыл иллюминатор.

Сон был нарушен. Да и какой тут сон! «Не мог завинтить иллюминатор!» — сердито подумал кок о Вальке и, одевшись, вышел из каюты на поиски швабры.

Качало все сильнее. Забыв о швабре, кок направился в камбуз посмотреть, хорошо ли закреплена посуда в рундуках. Две чашки уже разбились, и кок подумал: «Ну, поваренок, продерешь зенки, задам же я тебе!..» Мальчишка, конечно же, был совершенно не виноват в побитой посуде, но кок уже привык во всех бедах, возникающих на камбузе, винить своего помощника. Валька не обижался, отшучивался, смеялся, и от души отлегало…

Кок улыбнулся и отправился в кают-компанию — пора уже готовить завтрак, седьмой час. Намочив скатерти, чтобы посуда не скользила, кок расстелил их на столе и поднял бортовые планки: такой штормяга, того и гляди, не удержавшись на сырых скатертях, посуда посыплется на палубу.

Шло время. Валька не появлялся. «Пускай поспит мальчишка», — вначале подумал кок, но такого еще никогда не случалось, чтобы Шубин опаздывал на свое рабочее место; к тому же качка все усиливалась, одному было трудно возиться на камбузе, и, придерживаясь руками за переборки, кок отправился в каюту поваренка.

Она была пуста, койка заправлена. Кок сел на нее, тупо уставившись в переборку, и почувствовал, как сжалось сердце. Пошарив в кармане, он достал таблетку, сунул ее под язык, а потом, с трудом поднявшись, побрел в ходовую рубку…

Через несколько минут вся команда была поднята на ноги: после тщательного обследования помещений танкера камбузного матроса Шубина обнаружить нигде не удалось.

А Валька крепко спал в теплой яме под обрывистыми скалами бухты Хофпул. Была весна, уже светало, и птицы начали свой новый хлопотливый день. С криками кружили над водой чайки, летели, срывались с уступов скал черные бакланы, а те, кто уже вернулся из бухты, сидели на камнях, сушили крылья.

Валька, наверное, спал бы очень долго, но что-то тяжелое вдруг навалилось на него. Он попытался оттолкнуть эту тяжесть и открыл глаза. Перед ним стоял вернувшийся с ночной кормежки морской слон.

Обсыпанный песком, налипшим на мокрую кожу, слон вполз в свою яму. Ночь он провел в воде, охотясь за пищей, и теперь жаждал отдыха. В мгновение очнувшись, матрос выполз из-под слона и, ухватившись за край спасательного жилета, потащил его. Да где там!.. Сопя и похрапывая, слон уже спал; его густые жесткие усы то опадали, то топорщились, а маленькие глаза были крепко закрыты… Валька представил себе, как побагровеет от ярости боцман, узнав про потерю спасательного жилета, и потянулся что было силы, упершись ногой в бок громадного животного.

Слон запыхтел и открыл глаза. Несколько мгновений они были пусты, ничего не выражали, но вдруг ожили, расширились в дряблых веках, и слон резко — даже трудно было ожидать такой подвижности — отпрянул и, странно изогнувшись, разинул пасть.

Валька выдернул спасательный жилет и отбежал, а слон заревел глухим, ухающим голосом. Теперь, при дневном свете, его можно было рассмотреть получше.

Наверное, в нем было тонны полторы жира, костей и могучих мышц, буграми перекатывавшихся под толстой кожей. Зверь наверняка был драчлив: всю его могучую морщинистую шею покрывали глубокие шрамы и рубцы. Ну и чудище!.. Валька поежился: такую морду трудно придумать… Матросу стало немного жутко, пасть у морского слона отвислым подбородком и толстыми губами напоминала верблюжью, но в ней виднелись большущие клыки, а над пастью нависал нос, похожий на хобот… Вся морда зверя покрыта шишками и наростами, среди которых едва виднелись зеленоватые рысьи глаза.