Тим Северин - Золотые Антилы

Несчастье усугублялось тем, что случилось вдали от обычных мест, где действовали буканьеры. Панамский перешеек был дикой местностью, известной лишь как обиталище странных и примитивных индейцев, редко показывавшихся белым людям. Англичане понятия не имели, следует ли их малочисленной и слабой группе ожидать засады; к тому же существовал постоянный риск, что испанский патруль уже напал на след буканьеров и настигает, идя по пятам. К тому же запас продуктов подходил к концу и начинался сезон дождей. Через несколько недель вздувшиеся бурные потоки сделают всякое передвижение по перешейку невозможным, и только ежедневный форсированный марш давал надежду вернуться к кораблям, оставленным с малочисленной командой на карибском берегу. При таких обстоятельствах отряд никак не мог задержаться ради искалеченного врача.

Пять дней Лайонел Уофер с огромным трудом пытался поспевать за товарищами. Но однажды ночью чернокожий раб, несший его сундучок с хирургическими инструментами, сбежал в лес, прихватив с собой весь запас лекарств. Уофер пал духом. Лишившись возможности обрабатывать рану, он отказался от безнадежных усилий. Он сказал товарищам, что лучше свернет с пути и отдастся на милость индейцев.

Что характерно, Уофер не впал в панику. Он сознавал, что положение отчаянное, но он остался не один. С ним были двое буканьеров, решивших остаться, так как они были слишком измучены, чтобы продолжать путь. Оба, Ричард Гопсон и Джон Хингстон, оказались вернейшими спутниками. Гопсон, прежде чем сбежать и стать буканьером, был учеником аптекаря в Лондоне. Он, по словам Уофера, был «человек изобретательный и весьма сведущий». В самые мрачные дни он пытался развеселить товарищей, зачитывая им пассажи из греческой Библии, каким-то чудом сохранившейся у него в пути. Уофер пишет, что он переводил греческий текст «с листа для всякого, кто расположен был слушать». С Джоном Хингстоном, которого он кратко характеризует как «моряка», Уофера в странствиях по перешейку связала такая крепкая дружба, что они оставались вместе еще девять лет, разделив множество приключений и срок в джеймстаунской тюрьме, откуда наконец вместе вернулись домой, в Англию. Кроме этих замечательных спутников, к Уоферу вскоре присоединились еще два буканьера, Роберт Спрэтлин и Уильям Боумен, отбившиеся от отряда незадолго до того и блуждавшие по лесу в надежде догнать основную группу. Спрэтлин и Боумен наткнулись на тройку оставшихся, когда те отдыхали в деревне лесных индейцев, набираясь сил для продолжения пути к побережью.

Пятеро буканьеров не знали, что находятся еще на тихоокеанской стороне Кордильер. Между ними и безопасностью карибского берега стояла почти непреодолимая преграда: два хребта, протянувшихся вдоль перешейка. Короткие быстрые реки разрезали Кордильеры на сеть глубоких ущелий и крутых гребней. Тут и там в глуши пролегали пешеходные тропы индейцев, но требовался острый глаз следопыта, чтобы различить эти тропки, чужак же быстро сбивался с пути. Индейские тропы блуждали взад и вперед, независимо от направления, а когда полоса тропических дождей нависала над перешейком и ливень хлестал каждый день с монотонным постоянством, всякое движение делалось невозможным. В липкой грязи трудно было удержаться на ногах; крошечные ручейки, пересекавшие тропы, превращали те в русла потоков. Даже когда дождь прекращался, на путников непрестанно лило с деревьев. Огромные деревья поднимались на сотню футов над землей, их нижние ветви начинались над нижним горизонтом подлеска, обвивавшегося спутанным, почти непроницаемым ковром вокруг исковерканных стволов лесных гигантов. Синие, золотистые и красные цветы мерцали в зарослях и паразитировали на крупных ветвях, но их яркие пятна были лишь обманчивым украшением ландшафта, в корне враждебного пришельцу. Через эти заросли испанские конкистадоры некогда прорубили путь от карибского к Тихоокеанскому побережью и заложили на каждом по нескольку городов. Они назвали эти места «Дарьен» и возлагали на них большие надежды. Но города оказались эфемерными. Одни уже прекратили свое существование, другие едва держались в борьбе с суровой природой; и лишь немногие, такие как Панама, процветали, лишь потому, что нельзя было обойтись без порта для перевозки товаров между Испанией и Тихоокеанской империей. Испанцы не раз пытались вступить в единоборство с природой и обжить материковую часть Дарьена, но все попытки терпели поражение, и они наконец поняли, что надо держаться побережий. Даже слухи о золотых копях в глубине страны не могли заманить испанцев на постоянное жительство. Старатели забирались в Кордильеры, ненадолго останавливались на реках, мыли золото, когда позволяла погода, и поспешно возвращались на побережье с приближением дождей.

Только индейцам удавалось круглый год жить во внутренних областях Дарьена. Большинство селились на северной, карибской стороне Кордильер, и белые люди называли их «куна». Это наименование, возможно, возникло, когда первые европейцы, побывавшие в этих местах, на вопрос: «Кто ты?» — слышали в ответ: «Куньи», то есть «взрослый мужчина» на языке туземцев. Индейцы в некотором смысле извлекали пользу из неблагоприятных условий. Леса, Кордильеры и тропические болезни защищали их от чужаков, и, если не считать редких священников-миссионеров, обычно отступавших от первоначальных намерений в отчаянии или умиравших от лихорадки, индейцев в общем оставляли в покое. У них, безусловно, не было оснований радоваться пришельцам: это были гордые люди, придававшие большое значение чистоте крови и не позволявшие своим женщинам встречаться с чужаками, которых занесло в их глухие места. Подобно речным индейцам, с которыми познакомился в Гвиане Рэли, они жили в хижинах из тростника с кровлями из листьев и ходили почти голыми. Они спали в гамаках и рыбачили на долбленных каноэ, а в лесах охотились с луком и стрелами. Деревню окружали небрежно возделанные посадки, а в лесу индейцы собирали дикие плоды. Знакомы они были и с табаком — хотя больше нюхали дым, чем вдыхали его в легкие.

Для Лайонела Уофера и его спутников индейцы были пугающей загадкой. Буканьеры никогда не сталкивались с робкими лесными индейцами, не считая нескольких кратких встреч с кланами куна, когда налетчики двигались к Тихому океану, а такую сильную, хорошо вооруженную армию индейцы едва ли посмели бы атаковать. Теперь же Уофер с товарищами оказались полностью во власти аборигенов, причем дело осложнялось тем, что их коллеги из основного отряда буканьеров принудили нескольких индейцев служить проводниками на пути к побережью. Куна, вполне естественно, не желали покидать свои деревни незадолго до начала дождей, и буканьеры преодолели их упорство, прибегнув к силе. Это насилие поставило Уофера и его друзей в очень опасное положение. У них были все основания подозревать, что куна захотят отомстить отставшим. Такая перспектива не радовала, потому что ходили слухи, что куна, питая отвращение к пролитию крови, душат своих пленников над медленным огнем.