Жюль Верн - История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века

Восемнадцатого ноября 1802 года «Географ» и «Казуарина» покинули Порт-Джексон. Во время новой кампании мореплаватели открыли и исследовали остров Кинг, острова Хантер и северо-западную часть Тасмании, завершив таким образом съемку берегов этого большого острова. Затем с 27 декабря до 15 февраля 1803 года капитан Боден производил у юго-западного побережья Австралии съемку острова Кенгуру и двух расположенных против него заливов.

«Очень странное впечатление производят, — пишет Перон, — однообразие и бесплодность, столь характерные для различных районов Новой Голландии и примыкающих к ней многочисленных островов. Это явление становится еще более необъяснимым, если вспомнить о контрасте между ландшафтом континента и соседних архипелагов. Так, к северо-западу мы видели плодородные земли группы Тимор с высокими горами, реками, многочисленными ручьями и густыми лесами, и все это едва через сорок восемь часов пути от низменных безводных, голых берегов Земли Витта; на юге мы восхищались мощной растительностью Тасмании и крутыми горами, повсюду возвышающимися на ней. А совсем недавно мы наслаждались прохладой и плодородием острова Кинг.

Декорации меняются; мы приближаемся к берегам Новой Голландии, и отныне нам предстоит, описывая изучаемые нами места, снова рисовать унылые, уже наскучившие читателю картины, приводящие в удивление философов, огорчающие мореплавателей».

Гидрографы, отправившиеся на «Казуарине» для съемки залива Спенсер и отделяющего его от залива Сент-Винсент полуострова Йорк, проделали работу самым тщательным образом и установили, что ни одна большая река не впадает там в море. Однако им пришлось сократить программу исследования бухты Линкольн, так как истекал срок, назначенный для возвращения на остров Кенгуру. Не сомневаясь, что в случае опоздания их не будут ждать, они все же несколько задержались и, когда достигли 1 февраля места встречи, «Географ» уже ушел, не побеспокоившись о «Казуарине», хотя на ней оставалось очень мало продовольствия.

Воден один продолжал исследование берега и съемку архипелага Сент-Франсис — очень важную работу, так как со времени открытия этих островов в 1627 году Петером Нейтсом ни один мореплаватель не уделял им достаточного внимания. Правда, Флиндерс незадолго до того производил там съемку, но Воден ничего не знал о его плавании и считал себя первым европейцем, посетившим эти края со времени их открытия.

Когда 6 февраля «Географ» вошел в бухту Кинг-Джордж, он застал там «Казуарину», получившую такие повреждения, что ее пришлось вытащить на берег.

Открытая в 1791 году Ванкувером бухта Кинг-Джордж имеет очень большое значение, так как на всем протяжении берега, равном по меньшей мере расстоянию от Парижа до Петербурга, она представляла собой единственное известное в Новой Голландии место, где во всякое время года можно было раздобыть пресную воду.

Тем не менее окрестности бухты совершенно бесплодны. «Вид внутренней части страны, — пишет Буланже в своем дневнике, — здесь поистине ужасен; даже птицы встречаются редко; это безмолвная пустыня».

В глубине одного из разветвлений бухты, называемого Устричной гаванью, естествоиспытатель Фор обнаружил реку Франсе, устье которой по ширине не уступало Сене в Париже. Он решил подняться вверх по ее течению и проникнуть, насколько окажется возможным, в глубь страны. Почти в двух лье от устья шлюпке преградили путь примыкавшие к маленькому острову две плотины, прочно построенные по способу сухой кладки и полностью перегораживавшие русло.

В запруде имелись отверстия, расположенные большей частью выше уровня малой воды; со стороны моря эти отверстия были очень широкие, а с противоположной, обращенной внутрь страны, значительно уже. Таким образом рыба, поднимавшаяся с приливом вверх по течению реки, могла легко преодолеть плотину; но спуститься обратно она почти не имела возможности и оставалась в своего рода садке, где рыболовы затем без труда вылавливали ее, когда им хотелось.

На протяжении меньше одной трети мили Фор обнаружил еще пять таких запруд. Исключительный пример изобретательности народа, находившегося на чрезвычайно низкой ступени развития!

В той же бухте Кинг-Джордж один из офицеров «Географа», Рансоне, оказавшийся счастливее Ванкувера и д'Антркасто, встретился с местными жителями. Это было первое соприкосновение с ними европейца.

«Едва мы появились, — рассказывает Рансоне, — как перед нами предстали восемь туземцев, которых в первый день нашего прибытия на этот берег мы тщетно пытались подозвать, подражая их жестам и крикам; сначала они держались все вместе, затем трое, несомненно женщины, удалились. Пять остальных, отбросив далеко в сторону копья, — вероятно, с целью убедить нас в своих мирных намерениях, — приблизились, чтобы помочь нам высадиться.

Я, а вслед за мной и матросы преподнесли им различные подарки, принятые с удовольствием, но без особой поспешности. Было ли это проявлением безразличия или доверия, но, получив подарки, туземцы с довольным видом вернули их нам, а когда мы вторично вручили им те же вещицы, положили их на землю или на ближайшие камни.

Туземцев сопровождали несколько очень красивых огромных собак. Я пустил в ход все средства, чтобы убедить островитян уступить мне одну; я предлагал им за нее все, что имелось в моем распоряжении, но ничто не поколебало их упорства. По-видимому, собаки служат главным образом для охоты на кенгуру, мясом которых питаются местные жители; они едят также рыбу; я сам видел, как они били ее своими копьями. Наши новые знакомые выпили кофе, съели сухари и солонину, но отказались от предложенного нами сала и оставили его на камнях, не притронувшись к нему.

Мужчины были высокого роста, худощавые и очень подвижные; у них длинные волосы, черные брови, короткий приплюснутый нос со впадиной у основания, глубоко сидящие глаза, большой рот, толстые губы, очень красивые и очень белые зубы. Полость рта такая же темная, как цвет их кожи.

Трое более пожилых, в возрасте от сорока до пятидесяти лет, носили длинные черные бороды; зубы у них казались подпиленными, в носовых перегородках были отверстия. Подстриженные в кружок волосы от природы вились. У двух других, которым, по нашему мнению, могло быть лет шестнадцать — восемнадцать, мы не заметили никакой татуировки; длинные волосы они укладывали в виде шиньона и посыпали измельченной красной глиной, употреблявшейся пожилыми для натирания тела.

Все туземцы ходили голые и не носили никаких украшений, кроме чего-то вроде широкого пояса, состоявшего из множества коротких шнурков, сплетенных из шерсти кенгуру. Разговаривали они быстро, переходя то и дело на пение всегда в одной и той же тональности и сопровождая свои слова одними и теми же жестами. Несмотря на доброе согласие, все время царившее между нами, они не разрешили нам пойти к тому месту, где прятались остальные туземцы, по всей вероятности, их жены».