Александр Сорочинский - В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски

Сейчас на территории Эвенкии открыты шесть этнических лагерей – стойбищ для детей эвенков в возрасте от семи до семнадцати лет. В каждом из них один или несколько опытных, чаще пожилых эвенка обучают более тридцати человек исконным национальным промыслам: охоте, рыбалке, оленеводству, вышиванию бисером и другим. Один из таких лагерей постоянно располагается в непосредственной близости от Ошарово. Конечно, делается это по инициативе самих тунгусов, понявших, наконец, что никто им не поможет, кроме них самих. Начался подъём престижа в их глазах профессионального владения этими промыслами. Ну, вот это уже хоть что-то!

В советское время пробовали ввести в некоторых отдалённых районах «сухой закон», как американцы для своих индейцев. Однако тунгусы тут же переставали добывать пушнину. Им нужна была водка, а без всех остальных благ цивилизации они вполне могли обойтись, как и в предыдущие столетия. «Сухой закон» срочно отменили, объяснив это борьбой с дискриминацией малых народностей, которым мы предоставляем равные права со всеми остальными гражданами, в отличие от американского правительства, угнетающего местное коренное население.

Прямо во время нашей подготовки к заброске на точки, когда экспедиция ещё в полном составе находилась в фактории Ошарово, пьяный эвенк выстрелом из карабина в лоб убил русского охотника, просто так, ни за что, просто потому, что был пьяным! Одну половину дома занимал он, а в другой жили братья по фамилии Гусак, приехавшие сюда за длинным рублём и устроившиеся охотниками в местное охотхозяйство. Старшему брату было 22 года, именно он и вышел на крыльцо покурить в тот злосчастный вечер. На соседнее крыльцо одновременно с ним вышел пьяный до беспамятства тунгус с заряженным карабином в руках, сказал: «Спорим, я попаду тебе в лоб со ста метров». Гусак обругал его и в то же мгновенье получил пулю в лоб, правда, не со стометрового расстояния, а почти в упор.

При нас был срочно вызван вертолёт и убийцу увезли. Борис Константинович сказал «Да в его жизни ничего особенно и не изменится! Выдадут такой же карабин, и также будет бить соболя и белку, вот только ни денег, ни водки несколько лет ему не дадут!». Не знаю, насколько это было гуманно, по отношению к коренному местному населению (знающие люди утверждают, что без спиртного тунгусы уже не смогут охотиться и будут медленно умирать голодной смертью, так как находятся в этих колониях на грабительском хозрасчёте), но формально налицо было явное снисхождение. К смертной казни эвенков не приговаривали, больших сроков тоже не давали. Нельзя, потому что это малый вымирающий народ!

Если во вновь образовывавшейся семье один из вступавших в брак был русским, то семье единовременно выдавали несколько тысяч рублей подъёмных на обустройство, что по советским меркам было огромной суммой. Только я что-то не слышал, чтобы кто-то когда-нибудь воспользовался этой привилегией. Русские женщины упрямо не хотели выходить замуж за тунгусов, как и мужчины ни за какие коврижки не желали жениться на эвенкийках.

Как-то раз мы с Николаем, будучи в маршруте, натолкнулись на кочевую стоянку эвенков – оленеводов. Коля хотел купить своей трёхлетней дочери расшитые бисером унты. Мы зашли в походный эвенкийский чум, чтобы выяснить, наличие этих штучных изделий местных женщин. Вся семья валялась на полу мертвецки пьяная. Кое-как растолкали хозяина и спросили его. Хозяин ответил: «Унтов нет, но за два бутилка водки бери в сюме что хосешь, хосешь бери карабин, хосешь – жену, дочь, только дай два бутилка водки!». Однако никто из нас не захотел воспользоваться этим заманчивым предложением, более того, мы пулей вылетели из чума с чувством брезгливости! Благо, такие встречи были не столь частыми, и, в познавательных целях, для расширения кругозора, их ещё как-то можно было пережить.

Мои товарищи Леша и Анатолий, работавшие в экспедиции на Нижней Тунгуске также несколько раз по разным поводам встречались с тунгусами. Лёша – «Ус», начитавшись Фенимора Купера и других американских авторов о жизни, обычаях и нравах индейцев, вошёл в образ хорошего белого человека, друга угнетённых, пока отставших в развитии индейцев, то бишь – тунгусов. Своим поведением по отношению к эвенкам он постоянно потешал товарищей по экспедиции и вызывал крайнее изумление, переходящее в настороженность, а затем и в испуг – у самих тунгусов. Однако «Ус» был человеком настойчивым и справедливым, поэтому продолжал гнуть свою линию в отношении к коренному местному населению, отметая сомнения, игнорируя насмешки товарищей и не считаясь с опаской и недоверием самих тунгусов.

Издалека заметив лодку, плывущего к ним гостя, Лёша быстро сбегал к воде, помогал вытянуть лодку на берег и закрепить её. Затем, дружески поддерживая под локоть, не всегда понимавшего покровительственное расположение и потому зачастую начинавшего упираться эвенка, Лёша вёл его к костру, по пути и во всё время посещения оказывая всяческую заботу и защиту от возможных обид и агрессии «белых волков» – товарищей – геологов из своей экспедиции! «Ус» представлялся, спрашивал имя вновь прибывшего и начинал неторопливый разговор на интересовавшие аборигена (по его мнению) темы: «Как проходит охота? Успешно? Как олени? Растёт ли поголовье, хватает ли кормов? Как здоровье семьи? Как дети?».

Изумлённо и затравленно смотревший на него тунгус что-то лепетал невпопад в ответ, недоумевая, что нужно от него этому бородатому мужику, и желая только одного, чтобы тот поскорее отстал от него и оставил в покое. Но не таков был Лёша, чтобы щадить своё время и силы, когда его присутствие и поддержка необходимы несчастным индейцам, то есть тунгусам.

Наливая гостю, спирта в кружку, он продолжал беседу: «Мы ищем нефть и газ. Как у вас на болотах, газовыделения есть?». У тунгуса отвисала челюсть, он даже спирт переставал пить от изумления: «Сево, сево?». Лёша невозмутимо, терпеливо и настойчиво продолжал: «Я спрашиваю, газовыделения есть?». «Нисево не знаю! Сейсас поеду дальше. Осень нужно быстро уехать!» (Тунгусы хорошо говорили по-русски, но вот произношение буквы «ч» им никак не давалось и вместо неё они постоянно произносили «с»). Эвенк торопливо допивал спирт и собирался бежать к лодке, но Лёша удерживал его, упорно продолжая развлекать гостя беседой: «Ну, пузыри из болота идут?!». Тунгус, наконец, начинал понимать, чего от него хотят, облегчённо вздыхал, садился на место и начинал быстро кивать головой: «Идут, идут! Много идут!».

В первое посещение базы экспедиции тунгусами, Лёша по их просьбе наливал спиртного столько, сколько они просили. Эвенки тут же, не сходя с места, перепивались до бессмысленного хихиканья, сюсюканья и полного беспамятства. Некоторые из них, устоявшие на ногах, стали хвататься за ружья, утверждая, что они хорошие охотники, и предлагая в доказательство сбить спичечный коробок с головы любого из сотрудников экспедиции с расстояния сто метров, разумеется, совершенно бесплатно, в качестве подарка! А когда желающих не нашлось, и ружья спрятали подальше, тунгусы вцепились друг другу в волосы и начали таскать по земле, пока их не растащили и не растолкали по разным палаткам. Только после этого «Ус» решился при последующих посещениях на спиртовую дискриминацию, и начал выдавать им эти напитки, дозировано.