Гарри Райт - Свидетель колдовства

От ответа на мой вопрос о рецепте снадобья, которое он давал пациенту и пил сам, Пименто уклонился. «Лекарства белого ee полезны для белых, а не для индейцев, – сказал он. – Индейские лекарства тоже – они полезны только для индейцев, но не для белых».

Я так до сих пор и не знаю, был ли такой ответ проявлением сознательного нежелания раскрыть секреты профессии, или Пименто просто-напросто пытался прикрыть им свое незнание. Когда я узнал Пименто ближе, я понял, сколь он хитер. Пименто был далеко не стар. Ему, вероятно, еще не было сорока, но он занимался знахарством с детства. Во время одной из наших долгих бесед он рассказал, как случилось, что он стал знахарем, или курандейро, и как он овладевал своей профессией. По его словам, в молодости он был плохо приспособлен к обычной жизни своего племени. Товарищи по играм часто колотили его. Он видел странные сны, его посещали видения, и тогда он беседовал с духами. Старый бруджо принял его под свое покровительство и обучил основным приемам знахарства.

За время учения, как рассказывал Пименто, ему не давали есть ни мяса, ни рыбы и временами надолго лишали сна. Как только он засыпал, старый бруджо будил его пощечиной, пускал ему в рот клубы табачного дыма и капал в нос выжимку из листьев табака.

Когда он все же впадал в полузабытье, то старый колдун снова приводил его в сознание пощечиной, а затем вливал в рот солидную порцию табачного сока. Пименто и так был слаб, а его вдобавок рвало до полного истощения. Как только он чуть-чуть приходил в себя, все повторялось сначала.

Я спросил Пименто, какой же смысл в такой суровой школе, явно не имеющей прямого отношения к искусству врачевания? Он в своей обычной манере пожал плечами и сказал: – А белые доктора учатся или они рождаются докторами? Было очень трудно объяснить ему разницу между подготовкой, цель которой заключается в накоплении знаний, и суровыми испытаниями, не имевшими другой цели, кроме проверки, какую меру физического страдания может вынести ученик. Все же, слушая Пименто, я начал понимать глубокий смысл, заложенный в таких методах подготовки врачей.

Hужно представить себе ход рассуждения Пименто и его старого учителя, чтобы поверить, как они, что внутренняя сила и духовные качества врача крепнут под пытками во время обучения. В этом было нечто от греческой школы стоиков. Когда я как-то снова затронул этот вопрос в беседе с Пименто, он сказал:

– Очень плохо, если доктор не может преодолеть своей слабости. Как он может делать здоровыми людей, если сам не представляет себе всех бед, которые несет болезнь?

Позднее, встречая знахарей в разных частях света, я понял, что подобная суровость обучения – явление повсеместное. Для примитивных народов знахарь или колдун – это не только врачеватель тела, но жрец богов, властелин душ и наставник во всем. Он дает советы, защищает от бед, заботится о своих соплеменниках, а иногда, правда в очень редких случаях, он может, если сочтет необходимым, лишить их жизни. Располагая такой властью и ответственностью, он не может позволить себе быть слабее тех, кто верит в него. И даже если мучения, сопровождающие процесс подготовки знахаря, помогают лишь отсеять непригодных, то и тогда они имеют смысл. Hо они дают больше – они воспитывают в ученике силу воли и уверенность в себе, столь необходимые для этой профессии.

Пименто обладал врожденным пониманием человеческой натуры, причем он понимал не только психологию своих соплеменников, но и всех, с кем сводила его судьба, – людей вроде меня хотя бы. Пипс был прав, говоря о его интеллигентности. В более цивилизованном обществе он был бы, вероятно, учителем, пастором или, быть может, психиатром.

В деревне он не выполнял обычных обязанностей мужчины – он не охотился и не воевал. Его физическая неполноценность, которая и побудила его к тому, что он избрал профессию знахаря, не позволяла ему жить обычной жизнью юношей. Хотя он был физически крепок, мне пришло на ум, что, видимо, какое-то нарушение физической и психической координации, например эпилепсия, не позволило ему с детства жить по нормальной схеме жизни прочих жителей поселка.

Такие проявления ненормального физического и психического состояния – обмороки, состояние транса, каталептическая неподвижность или галлюцинации – все они как нельзя лучше годились для практики знахаря. Пименто обычно перед началом своих лечебных обрядов приводил себя в желаемое состояние. Иногда он пил отвратительный на вид настой из листьев, в других случаях ему служила пустая дыня со срезанной макушкой: он вливал туда одно из своих снадобий, бросал несколько раскаленных камней, затем, припав губами к отверстию, вдыхал дым до тех пор, пока не пропадала зрачковая реакция и глаза переставали реагировать на свет. Hабор его средств и возможностей был удивительно широк. Он использовал лекарственные средства и меры психологического воздействия с равным искусством для лечения язв, лечения бесплодия, предсказания дождей и при родах (где он играл роль консультанта). И все это входило в его обязанности лечащего врача деревни.

Однажды я попросил Пименто разрешить мне присутствовать при родах. Знахари обычно не исполняют обязанностей акушерок. Однако при трудных родах их обычно зовут на консультацию и просят использовать магические обряды. Hа сей раз роды явно протекали очень тяжело. Роженица, крепкая черноглазая женщина, необычно долго для индианок мучилась в своей хижине, куда я пришел с Пименто. Мне приходилось слышать о некоторых странных обрядах, которыми обставляется рождение ребенка у индейцев Центральной Америки. Они зовут знахаря, который совершает долгий обряд в случаях, когда дух матери явно готовится покинуть тело. Что-то похожее случилось и на этот раз. Молодая женщина в периоды между схватками лежала тихо. Ее лицо отражало следы изнуряюще долгих часов страданий. Я пощупал пульс. Он был очень слаб. В нашем родильном доме ей следовало бы немедленно сделать переливание крови.

Пименто присел на корточки около нее и разложил на полу то, что принес с собой: палочки странной формы, кусок змеиной шкуры, несколько листьев, которые он вынул из своей сумки, и погремушку из маленькой тыквы. Потом он стал произносить нараспев фразы, в которых, как я мог понять, он объяснял женщине, что один из духов покинул ее тело. Мне показалось, что состояние женщины было таково, что она не могла воспринимать его слова. Однако Пименто продолжал нараспев описывать ей поведение духа и что он, знахарь, собирается сделать, чтобы вернуть это расположение.

Он рассказывал даже о своих разговорах с ее духом и требовал, чтобы она не сопротивлялась его возвращению, ибо иначе он уйдет навсегда. Трудно сказать, что было тому причиной – воздействие монотонных фраз или гипноз, но роженица скоро успокоилась, схватки приобрели более упорядоченный характер и перестали походить на конвульсии. Я раз или два брал ее запястье – пульс стал сильнее.