Тим Северин - Дорогами Чингисхана

Чтобы разграбить город, времени ушло больше. Чингисхан презирал перебежчиков, поэтому около 30 000 тюркских наемников, добровольно предавших шаха, были перебиты. Затем из города вывели все гражданское население, чтобы было удобнее грабить. Народ разделили, как скот на рынке. Мастеровых, ремесленников, умелых работников отправили на работы в Монголию. Мужчин «призывного» возраста взяли для живых щитов. Немощных и старых оставили самих заботиться о себе. Через год, когда Чан Чунь добрался до Самарканда, лишь четверть жителей вернулась в свои дома. Сердце Самарканда вырвали из его груди. Еще 180 лет город не мог вернуть утраченное величие, пока, по злой иронии, не стал «Золотым Самаркандом» под властью Тамерлана, того самого «Тамерлана великого», о котором писал Кристофер Марло. Тамерлан подражал Чингисхану и объявлял себя его прямым наследником. Он даже вступил в брак с представительницей «Золотого семейства» и именовал себя «зятем».

Скорое падение Самарканда показало Чингисхану, насколько непрочна власть шаха в огромном царстве. Великий хан решил не разорять царство, но включить большую часть Хорезмского государства в Монгольскую империю. Он отправил своих сыновей с войсками по стране, убеждать местное население, что теперь они подданные Чингисхана и его династии. Города были легкой добычей, и это обстоятельство позволило сохранить их как монгольские владения. Но прошли месяцы, и в задачи монголов вкрались коррективы. Счастливы были те городки, которые монгольские отряды пролетали, не имея времени остановиться дольше, чем на день. Если еду и все, что требовалось пришельцам, приносили сразу же, такие местечки отделывались тем, что из них по-быстрому забирали самое ценное. Меньше повезло тем местам, где монголы не спешили двинуться дальше. Если города сдавались сразу, едва монголы предъявляли свои требования, там поступали, как в Самарканде. Жителей выводили за городские стены, чтобы они не мешали грабить. Грабеж мог продолжаться неделю или больше, а когда жители возвращались в свои дома, жить под властью монгольского наместника, они оставались нищими и могли радоваться, что вообще остались в живых. Но если город отказывался сдаться, его атаковали без всякой жалости. Большую часть гарнизона убивали, затем начинался брутальный разбой. Полезных пленников угоняли в Монголию, остальных обращали в рабство или бросали спасать свои жизни в том, что осталось от домов.

При этом всегда соблюдались три условия. Ни один город не мог рассчитывать на милость, если его граждане убивали монгольских посланников, приносивших требование сдаться; если, приняв решение подчиниться, от него отступались; и — самый тяжкий грех — если в сражении за город был убит кто-то из семьи Чингисхана. Великий афганский город Герат снесли почти до основания. Вначале, во время кампании 1220 года, правитель города подчинился Чингисхану. Гарнизон пытался оказать сопротивление и был перебит, но большую часть жителей не тронули. Однако через шесть месяцев Герат взбунтовался и разбил силы монголов, оставшиеся в тех краях. Наказание было ужасным. Вскоре город был взят снова, захватчики получили приказ обезглавить всех жителей до единого. Семь дней продолжалась бойня, головы рубили всем, кого находили. Потом монгольское войско ушло, а горстка выживших бродила по руинам города, хороня мертвецов. Но спастись не удалось и им. Внезапно появился монгольский карательный отряд, и последние горожане тоже были обезглавлены.

Дальше к западу стоял североиранский город Нишапур. Казалось, грозные события лета 1220 года его миновали, и горожане отделались легким испугом, снабдив продовольствием монгольский летучий отряд. Но к осени настроения в городе изменились, и когда появился очередной отряд монголов, ему было оказано сопротивление. В бою погиб командир отряда по имени Тогачар, родственник Чингисхана, и месть была ужасной. Когда Нишапур наконец сдался, в нем были убиты все живые существа, включая кошек и собак. Вдова Тогачара лично принимала участие в резне и раскладывала отрубленные головы по полу и возрасту. Затем были разрушены стены и здания Нишапура, и последовал приказ разрушить все начисто и распахать землю, на которой стоял город.

Массовые казни за жизнь Чингисида показывали, какой ореол благоговения окружал самого Чингисхана. Хотя монголы по-прежнему поклонялись небесному богу Тенгри, Великий Хан тоже приобрел божественный статус. Он считался непогрешимым и святым. Может быть, такое поклонение и побудило его пригласить Чан Чуня. Осенью 1222 года, когда даосский мудрец наконец добрался до ханского лагеря в горах, на севере Афганистана, оказалось, что он проделал такой путь, чтобы ответить Чингисхану на вопрос, известно ли ему лекарство, дающее вечную жизнь. С достойной восхищения честностью Чан Чунь ответил, что известны способы продлить жизнь, но нет лекарства, дающего бессмертие. Услышав такой ответ, Чингисхан вовсе не расстроился, а взглянул на старика добродушно. К услугам мудреца предоставили отдельный шатер, чтобы он мог жить при лагере. Чингисхан даже три раза приходил послушать его наставления о принципах даосизма. Еще он обратил внимание на то, что старик придерживается вегетарианской диеты, и по посылал ему ему фрукты и овощи. Наконец он выделил новый эскорт и распорядился, чтобы Чан Чуня проводили до самого Китая. На обратном пути, писал Ли Чжи-Чан, старец сохранял невозмутимое спокойствие и пил только рисовый отвар, когда переходили пустыню Внутренней Монголии. Из этого восторженного повествования неясно, что думал мудрец о Великом Монголе, но на Чингисхана он произвел благоприятное впечатление, поскольку вскоре последовал указ, освобождавший даосов от уплаты налогов, а в императорском парке в Пекине выделили место для Чан Чуня, чтобы он мог открыть там монастырь.

У Чингисхана имелась насущная необходимость заботиться о престиже «Золотого семейства». Необыкновенный успех вторжения в Хорезмское государство выходил за рамки простой удачи энергичного правителя. Под монгольским владычеством оказались Монголия, северный и центральный Китай и все бывшие земли Мухаммед-шаха. Монголы повелевали половиной северной Азии, и росту их империи не было видно пределов. Чингисхан не мог находиться повсюду и самолично руководить военными действиями, поэтому продолжать быструю экспансию он мог, только распространяя мистический ореол на своих сыновей. Он понимал, что статридцатитысячной монгольской армии недостаточно, чтобы держать под контролем эти земли. К ним то и дело примыкали новые города, а то и целые области, и никаких войск не хватало, чтобы даже объехать все территории. Одним из путей решения этой проблемы была политика быстрых побед и массовых избиений. Противники обмирали от страха при мысли о сражении с монголами. Гарнизоны, сдавшиеся в плен, значительно превосходили числом монгольских палачей, но они покорно подставляли головы под удар.