Антони Смит - Две горсти песку

Такие эпизоды — и многие другие — операторы называют лирикой. Однако, снимая животных, мы сплошь и рядом сталкивались с эпизодами совсем другого рода, еще не получившими обобщающего названия. Если две зебры трутся мордами или любовно щиплют друг друга за холку, камера работает на всю катушку, запечатлевая звериные нежности. Но если одна из зебр вздумает мочиться, или испражняться, или — еще того хуже — взобраться на другую, оператор с воплем отчаяния прекращает съемку. Сам он отнюдь не против всех этих естественных отправлений, однако их не принято включать в фильмы, рассчитанные на массового зрителя. Положение в общем-то довольно нелепое.

Поэтому однажды вечером после ужина мы разработали проект кинокомпании с более реалистическим уклоном и решили назвать ее либо «Мутьфильм», либо «Гиена двадцатого века». В середине вступительного кадра вместо хорошо известного зрителям рыкающего льва у нас будет гиена, которая, усмехаясь, грызет чью-то кость. Под стать этой новой идее и в противовес давно всем осточертевшему сентиментальному вздору наш ведущий — желательно с американским акцентом — будет комментировать совсем иначе, чем это было принято до сих пор.

«Итак, перед вами Гарри Гиена. Бедняжка, он явно проголодался. Ему бы сейчас подзакусить, подкрепиться чем-нибудь. Стойте, что это приметили его хитрые черные глазки, почему из пасти слюна веревкой? Ах, вот в чем дело: он смотрит, как рождается детеныш гну, его любимое блюдо. Ну вот, потопал, спешит, как бы не упустить лакомый кусочек. Бедняга, совсем запыхался. Успеет — или этот подлый убежит от него? Успеет?.. Успел! Ух ты, как щелкнули его челюсти! Посмотрите снова на нашего Гарри, какой он счастливый. Хруп, крак, треск — как он управляется с этими сладкими косточками! Ну вот, набил свой животик, теперь мы можем и проститься с нашим Гарри».

Я выбрал эту тему потому, что мы как раз в тот день сняли такой сюжет. В заповедниках (и это вполне естественно), когда хищник добывает себе корм, не разрешается ему мешать. Так вышло, что мы снимали рождение гну, и этим же процессом заинтересовались гиены. На первых порах, когда ножки теленка торчали сперва на несколько сантиметров, потом на несколько дециметров по обе стороны хвоста мамаши, которая продолжала идти своим путем, гиены следили за происходящим с почтительного расстояния. Несколько шакалов подошли поближе, но в этом не было ничего опасного, их занимал только послед. Когда новорожденный упал на землю и мать повернулась, чтобы осмотреть его, гиены встали. Примерно через минуту теленок сделал первую попытку подняться на ноги. На исходе второй минуты ему это удалось. На третьей минуте он начал помаленьку прыгать. На четвертой обошел вокруг матери. А на пятой гиены пошли в атаку. Антилопа и теленок побежали, но гиен было четыре против единственной защитницы малыша. Стадо паслось в отдалении, ничего не предпринимая. Мать могла положиться только на себя.

Трижды сбитый с ног, теленок все еще продолжал бежать, но тут его подсекли сразу две гиены, и тонкие ножки судорожно задергались в воздухе. Тогда Ален, ухитрившийся заснять весь этот жуткий эпизод, взял дубинку и пошел добивать жертву. Гиены потащили было добычу прочь, но бросили ее в луже. Ален извлек теленка из воды и двумя ударами милосердно подвел итог жизни, которая продлилась всего около семи минут. Как только он удалился, снова появились гиены. Визжа и ворча, они затеяли драку над маленьким телом, потом разбежались в стороны каждая со своей долей в зубах. Через десять минут после родов от новорожденного ничего не осталось. Мамаша незаметно вернулась к стаду, словно теленка никогда и не было. Что до четверки гиен, то они, очевидно, вернулись, сытые и довольные, в свои норы, чтобы там спокойно переварить нежное мясцо.

Этот эпизод нельзя назвать непременным для «Мутьфильма» — просто так уж получилось, что природа повернулась к нам излишне натуралистичной стороной. Забегая вперед, скажу, что по возвращении в Англию я встретился с представителями кинопроката. Англичане заявили, что сцена смерти будет слишком тяжелой для многих зрителей. Американцы ничего не имели против смерти, но о показе родов на их экранах не могло быть и речи. По-моему, беда в том, что кино привыкло щедро лакировать природу.

На следующий день мы опять поднялись вместе на гребень кратера и доехали до Винди-Гап. Шестьдесят баллонов ждали нас, сложенные в штабели. Шестьдесят колпаков были сняты и лежали на земле перед ними. Площадка для наполнения оболочки расчищена. И лишь одна закавыка, в чем мы убедились, запустив шар-пилот. Ветер не тот. Он дул не от площадки через кратер, а почти точно на юг. Аэронавт мог рассчитывать только на то, чтобы обозреть круговую панораму и издали полюбоваться животными Нгоронгоро.

Печальное открытие. Мы потолковали и решили отвезти баллоны на противоположную сторону, к Салеху. Можно было дожидаться, когда ветер позволит стартовать у Винди-Гап, но ожидание могло затянуться. Во всяком случае ветер вернулся на обычный для этого времени года румб, и было похоже, что он останется устойчивым. Отсюда наше решение перебазироваться, и оно далось нам отнюдь не легко: ведь с теми машинами, которыми мы располагали, предстояло сделать четыре рейса. А так как окружность есть окружность, обогнуть половину кратера по гребню означало покрыть около шестидесяти пяти километров. Четыре раза туда и обратно — итого примерно пятьсот двадцать километров местами по очень скверной дороге. Словом, переезд сулил еще два дня работы для всех, включая нанятых рабочих.

Благодаря одному носорогу рейсы оказались не слишком однообразными, если это слово вообще уместно в таком крае. Носорог этот облюбовал грязную лужу на нашем пути, в двух-трех километрах севернее Уилкиз-Пойнт и примерно на таком же расстоянии к югу от Салеха. Когда мы неожиданно встретились с ним во время первого рейса, обе стороны были одинаково поражены, и носорог решил, что надо «бить». Он пошел в атаку, грузовик остановился, и водитель нажал сирену. В последнюю минуту носорог отказался от поединка и свернул в высокую траву. Но грузовику надо было проехать здесь еще семь раз, да и наш «джипси» то и дело выезжал с различными поручениями. Снова и снова носорог рвался в бой, снова и снова в последнюю минуту передумывал, и все-таки однажды состоялось столкновение с «джипси». Передний рог зацепился за бампер, и, стараясь вырваться из страстных объятий, зверь основательно помял нам крыло. Правда после этого носорог наблюдал за транспортом издалека. Атака совершена. Разрушения причинены. Он постоял за честь плиоценовой эры.

Наземная команда очистила новую стартовую площадку от кустов и с упоением расправилась с крапивой. Здесь росли два особенно зловредных вида крапивы. Один, высотой около тридцати сантиметров, был буквально пропитан ядом. Второй, с листьями величиной в тарелку и стеблями длиной около двух с половиной метров, тоже здорово жалил, так что жжение чувствовалось двое суток. Мы их обнаружили, когда разведывали площадку; после перелета нам предстояло познакомиться с ними поближе.