Элизабет Хаксли - Сияющее Эльдорадо

Ближайший врач жил в Удпадатте. Когда еще до женитьбы Лу Блумфилда забодал бык, он послал записку своему ближайшему соседу за тридцать миль: «Буду рад, если ты приедешь и немного поможешь мне». Сосед приехал с женой. Она промыла рану раствором меди и наложила сто восемьдесят швов конским волосом. Рана зажила.

Раз в год супруги закладывали коляску и отправлялись в Алис-Спрингс на скачки. Это были хорошие скачки, в которых, по словам госпожи Блумфилд, участвовали лошади чистокровных пород. Вечерами они танцевали при свете фонарей «молния» в Стюарт Армз.

В те времена люди не пили так много, как сейчас. «Мы были слишком заняты, — рассказывала госпожа Блумфилд. — Иногда Лу отсутствовал со стадами по два-три месяца подряд. Я никогда не скучала и не боялась аборигенов. Мы хорошо ладили с ними».

Когда она вышла замуж, брат посоветовал: «Никогда не перечь Лу. Делай все, что он хочет, что считает нужным, и тогда вы будете счастливы». Госпожа Блумфилд последовала этому совету.

— И мой брат оказался прав, — сказала мне она.

Ее сын Гарри, получив наследство, построил другую усадьбу, в тридцати милях от старой, — приземистый белый дом, окруженный газоном, цветущим кустарником, папоротником. С задней стороны дома находилась детская площадка для игр, скотобойня, прачечная, птичник. Все было сделано с большим вкусом и любовью. Но потом хозяйство пришло в упадок. Блумфилды переселились на юг вслед за своим уцелевшим скотом, мало что оставив после себя, разве что сарай да седла. Каждое седло блестит от жира, удила вычищены до блеска; подковы, железо для клеймения, тяжелые вьючные седла лежат в строгом порядке. Все готово для использования. Но никому это больше не надо.

— Блумфилды еще вернутся, — уверенно сказал Дуг Грин. — Засухи бывали и раньше, часто даже более сильные. Этой стране уже миллионы лет, и ее никогда не сломить. Все вернется назад, вы увидите. Трава станет такой густой, что вы в ней потеряете собаку, восстановится мульга, наполнятся водой крики. Никогда нельзя недооценивать силу природы. Сейчас она просто отдыхает.

К сожалению, от ученых мне приходилось слышать другое мнение.

Один из Блумфилдов начал работать в туристском лагере, где он ухаживает за лошадьми. Итак, одна дверь раскрывается, в то время как другая захлопывается. Ведь туристы приносят гораздо больше прибыли, чем скот. Они не нуждаются ни в опрыскивателях, ни в прививках, их легче собрать вместе, и к тому же они оплачивают свое содержание.

Весь день мы тряслись по восточным склонам гор Макдоннелл в старом автобусе, не заметив вокруг ни былинки, ни травинки, ни пучка какой-либо зелени, только скалы да камни — все светло-желтого цвета наждачной бумаги и такие же шершавые. Увядшая рыжеватая мульга, чахлые деревья — эвкалипты, кизил, пробковое — все мрачного серого и черного цветов. Жизнь скота в этих пустынных районах зависит от деревьев и кустарников, их листьев, веток и стручков с семенами, а не от травы. Поэтому часть молодых деревьев поедена скотом, а часть погибла из-за того, что у них пообрубали ветки на подкормку животных. Естественный цикл регенерации нарушен, но мнению некоторых специалистов, навсегда.

Местом нашего назначения был город-призрак Арлтунга, где перед первой мировой войной завершилась «золотая лихорадка», начавшаяся в 1897 г. Наш автобус отважно преодолел Гэп Томми, обрывистое, забитое валунами ущелье.

Сюда упряжка золотоискателей в пятьдесят лошадей, запряженных по три в ряд, втащила как-то двенадцатитонный бойлер. Дорога эта настолько крута, что в некоторых местах приходилось выдалбливать ступеньки для копыт лошадей. Бойлер волокли около четырехсот миль. Он так и остался лежать в песке, подобно огромному черному самородку, среди развалившихся стен, пустых рам и кирпичных труб, сохранившихся над разрушенными домами. Несколько камней обозначают место, где стояла гостиница Гленко Армз, принадлежавшая некогда Сэнди Макдонеллду, который спрятал мешок с золотым песком в укромном месте. Пожар в буше уничтожил метку, и сколько Сэнди ни копал, так и не смог найти свой клад. Но в наши дни есть желающие его отыскать. В пригороде устраивались скачки, которые посещали до тысячи человек. Сохранилась старая спортивная площадка, разрушенная тюрьма и несколько могил; памятники, надписи на которых, если они когда и были, исчезли.

Мы осмотрели хижины старателей. Куски ржавых железных листов поддерживают кривые столбы, а наполовину сгнившая мешковина висит вместо стен. Некоторые крыши покрыты ветвями. Внутри — пара грубо сбитых стульев, старая железная кровать, куча рваных газет, пустые банки и бутылки, ржавые ведра и потрепанные метлы. Дуг Грин указал на грубое приспособление из дерева и кожи — самодельную воздуходувку; в пустыне невозможно промывать руду водой, поэтому вместо нее используют воздух, выдувающий мусор.

Одному из старателей восемьдесят пять лет. Целый день бродит он по заброшенным разработкам, а когда наступает темнота, заворачивается в одеяло на холодной железной кровати. Во время туристского сезона автобус из Лав-Крик привозит сюда немного съестного, иногда Грины дарят ему бутылку брэнди, а старик, в свою очередь, демонстрирует туристам работу воздуходувки и развлекает своими рассказами. По виду он настоящий оборванец: в рваных лохмотьях, шляпе, которая, наверняка, одного с ним возраста, заросший щетиной. У него ничего нет за душой, кроме небольшого узелка с пожитками. Придет день, когда Арлтунга умрет окончательно, пустыня поглотит ее и не останется никаких следов деятельности человека в этих местах.

По дороге домой мы проехали мимо туши мертвой лошади и, подъехав к ущелью, усеянному пучками спинифекса, похожими на огромные сделанные из зеленых игл дикобраза морские гвоздики, остановились, чтобы поджечь один из них. Господин Грин хотел показать, как он «взорвется». В сгущающейся темноте вспыхивали оранжевые блики костра, пламя сверкало, потом утихало, неожиданно раздавался взрыв, потом еще и еще. Огонь усиливался. В воздухе чувствовался едкий запах скипидара. Мы затушили остатки костра и отправились пить чай в пристройке к старому дому, где госпожа Блумфилд когда-то делала свои жировые лампы, взбивала масло, боролась с мухами, отгоняя их от мяса, и уничтожала долгоносика в муке.

Скала Айерс-Рок, пожалуй, наиболее популярна среди фотографов мира. Это «король» всех туристических достопримечательностей. Известность скале принесли цветная фотография и авиация. Ярко-красный цвет песчаника придает ей драматичность, а самолет «Чесна» доставляет вас сюда, за двести-триста миль к западу от Алис-Спрингс, без особенной тряски.

Ландшафт вокруг также драматичен. Растительный покров был с годами как бы срезан, и скелет земли оголился. И какой же дикий вид он имеет! С самолета вы с удивлением наблюдаете горы, подобно решетке аккуратно уложенные в ряд одна за другой; боковая поверхность каждого хребта — рифленая, и все они изрезаны ущельями. Затем появляются горы, испещренные эрозией, сделавшей их похожими на горбатых ящериц с лапами, распростертыми в обе стороны, правда, с гораздо большим количеством ног, чем у настоящего пресмыкающегося — по восемь-десять с каждой стороны. Эти горы кажутся коренастыми, что-то придает им почти самодовольный вид, и их округленная поверхность создает впечатление какой-то пресыщенности.