Клаус Полькен - В плену Сахары

С наковальни инадов-кузнецов сходит и стародавнее традиционное оружие туарегского воина — меч. Этнограф Д. М. Морел писал о мече туарегов («табука»), что «благородный клинок», по представлению туарега, «имеет душу», «благонравен», «целомудрен», он «живет и дышит».

Генрих Барт, пересекший в середине прошлого века Сахару, сообщил о мечах туарегов следующее: «Однажды нас навестила группа туарегов из двенадцати человек… Когда я стал рассматривать их мечи, я был поражен тем, что все мечи изготовлены в Золингене — прославленной германской оружейной мастерской. Или это была подделка…».

Как ни странно, говоря о подделке, Барт был прав, хотя сахарская «подделка» и не таит в себе злого умысла. Первоначально — по всей вероятности, в средние века — наряду с другими товарами в Сахару из Европы ввозились и мечи. Клеймо мастера на клинках, конечно, ни о чем не говорило туарегам. Они принимали его за магический знак и качество мечей связывали с этим знаком. С тех пор стало традицией все новые мечи, сделанные уже в Сахаре, метить такими же знаками. Потому-то на мечах туарегов можно обнаружить, например, «волка из Пассау» — фирменный знак германских оружейников из Пассау и Золингена, который позднее был скопирован и испанскими оружейниками. Некоторые клинки украшены лунным серпом — знаком оружейников Генуи, применяемым, однако, и в Золингене, и в Падуе, и в Толедо.

Наряду с копьем и мечом туарег владеет еще и третьим видом оружия — кинжалом. Кинжал прикрепляется лезвием вперед к левому предплечью, чтобы можно было без промедления пустить его в действие. Этот кинжал служил для ближнего боя или как метательное оружие.]

В общественной иерархии туарегов за инадами — ремесленниками — следует еще два сословия: садовники (харатины) и рабы (икланы). Петер Фукс после долгого пребывания в Ахаггаре заключил, что в Европе об этих рабах составилось превратное мнение. На самом деле, пишет он, это «жизнерадостные, беззаботные люди», очень бедные, но все же имеющие минимум, необходимый им для жизни. «Благородные» туареги содержали их на своем иждивении и не слишком обременяли работой на пастбищах и в садах. Жены рабов, занятые в хозяйстве «благородных», были, собственно говоря, загружены не больше, чем у нас домашние хозяйки. Однако рабы не могли свободно избирать себе место жительства, были полностью лишены политических прав и браки заключали лишь внутри своей касты.

После колониального завоевания работорговля была запрещена. Однако все еще частенько случалось, что люди добровольно продавали себя в рабство какому-нибудь воину, так как положение раба было более надежно, чем положение свободного земледельца, корпящего на крохотном клочке земли и не ведающего, что ему принесет завтрашний день. Правда, случалось, что у ихаггара оказывалось больше рабов, чем он в состоянии был прокормить. Тогда он давал им свободу. Вблизи Ахаггара есть поселение таких вольноотпущенников, возделывающих крохотные участки под зерновые культуры или владеющих несколькими финиковыми пальмами.

Наступление новых времен явилось тяжелым испытанием для общества туарегов. Ихаггары начали терять рабов и вассалов, которые поняли, что в других местах Сахары — там, где идет разведка нефти или строится дорога, — проще заработать на жизнь, легче прокормиться. Это побудило французскую администрацию вновь де-факто восстановить рабство. Перед лицом алжирской войны за независимость французы делали ставку на аменокала и на «благородных» и с тревогой наблюдали, как уменьшаются размеры дани, как падает — на глазах — авторитет аменокала. Тогда-то французская администрация и издала приказ, что все лица, желающие работать за пределами Ахаггара, должны получить на это разрешение властей. Беднейшим такое разрешение, как правило, не давалось под предлогом того, что надо «охранять сады». Так с помощью справки, бумажки, заверенной печатью, рабство вновь вступило в свои права.

Аменокал имел свою резиденцию вблизи Таманрассета. В самом же Таманрассете находился главный административный центр Ахаггара. Здесь была построена маленькая электростанция, которая ровно в 10.30 вечера отключала ток, так как в это время все уже ложились спать. Бывшее кочевье туарегов превратилось в городок, застроенный красными глинобитными домами. Вдоль главных улиц высадили тысячи деревьев, в зеленых кронах которых нашли себе приют бенгали — крошечные красноперые птички из Судана. В 1955 году в городе была размещена метеорологическая станция.

Когда в конце 50-х годов Таманрассет уже насчитывал две тысячи жителей, ситуация стала угрожающей, так как воды еле хватало для возросшего населения. Если бы люди начали употреблять больше воды, это означало бы смерть для зеленых насаждений. В Таманрассете всего два колодца, из которых воду выкачивают насосами. Кроме того, имеются фоггары, обычно расположенные на поверхности и тянущиеся по обработанной земле, словно маленькие каналы. В Ахаггаре нет подземных запасов воды; все, чем он располагает, — это влага, которая во время осадков скапливается в уэдах.

Река Таманрассет берет свое начало в Ахаггаре, у вершины Асекрем — ее высота 2765 метров, — и, пройдя тысячу четыреста километров, исчезает в песках Танезруфта. Но она очень редко доносит свои воды до этого места. Река регулярно наполняется водой только на отрезке длиной двести километров. На остальном участке пути лишь в немногих местах имеются впадины, где вода задерживается на некоторое время; она скапливается в грунте, и человек может там до нее добраться. Такое благоприятное для водонакопления место — бассейн Таманрассета; поэтому здесь и возник этот сахарский город.

1962 год стал годом больших преобразований и для Ахаггара. Алжир завоевал независимость. Французские офицеры вынуждены были покинуть Таманрассет. Аменокал, однако, по-прежнему оставался крупной общественной фигурой. Его даже избрали членом алжирского Национального собрания, точнее, он стал одним из вице-президентов Национального собрания, символизируя тем самым принадлежность Ахаггара к Алжиру и начало новой жизни для туарегов.

Заместителем префекта Таманрассета был назначен молодой офицер национально-освободительной армии Алжира. Решили начать с развития находившейся в зачаточном состоянии школьной системы образования. В Таманрассете возник интернат на триста детей. Местная власть стала сплачивать вокруг себя добровольцев, чтобы строить фоггары, обсуждать необходимость проведения земельной реформы. Речь шла не столько об экспроприации земельной собственности, сколько о том, чтобы как можно лучше использовать пригодную для обработки землю, а также склонить «благородных» туарегов заняться полезным трудом, ибо к этому времени в Ахаггаре уже настолько распалась иерархическая структура туарегских племенных объединений, что дань касте «благородных» почти никто не хотел платить.