Мишель Пессель - Золото муравьев

Я увлеченно рассказывал Мисси, как во II и III веках нашей эры по этому маршруту двигались посланцы кушанских царей, насаждавших буддийскую веру в Средней Азии. Этой же дорогой хлынули в VII веке армии первых тибетских владык, покоривших весь район Западных Гималаев и утвердивших здесь свой язык, обычаи и религию.

В период между X и XV веками все теми же дорогами шли на восток мусульманские завоеватели, и Каргил лежал на пути проникновения ислама в Гималаи.

Первым европейцем, побывавшим в Каргиле, считается Диего д’Альмиедо, португальский мелкий торговец. Он прибыл сюда в 1600 году. Будучи человеком бесхитростным, он вообразил, что увиденные им в Ладакхе буддийские монастыри основаны в свое время несторианами [13] Несториане — последователи учения константинопольского патриарха Нестория (ок. 380 ~ ок. 451 гг. н. э.). Учение, включавшее отказ от догмата о святой троице, было признано решением Эфесского собора в 431 г. ересью. Последователи Нестория, спасаясь от преследований, покинули Восточную Римскую империю и рассеялись по Азии вплоть до Дальнего Востока. На территории России в начале XX в. были обращены в православную веру. Что касается Диего д’Альмиедо, то на его месте мог ошибиться и более образованный человек — несторианское письмо оказало существенное влияние на развитие письменности в монголо-тибетском районе. — Примеч. пер. . По возвращении д’Альмиедо информирует епископа Гоа о своем открытии, которое поражает почтенного священнослужителя до глубины души. Следующим в Каргил попадает в 1616 году католический миссионер из ордена капуцинов. Затем, уже в 1717 году, через Каргил проезжает некий брат Дезиреди из ордена иезуитов. Он направляется в Лхасу, где на короткое время обосновывается католическая миссия.

У меня при себе в качестве путеводителя были «Путевые заметки» Муркрофта, написанные в 1823 году. Муркрофт (ветеринарный врач по специальности) был первым англичанином, посетившим Каргил. Он же — первый, кто обратил внимание на людей, живущих в окрестностях Каргила, до странности похожих на европейцев.

Увы, Муркрофту не суждено было вернуться из той поездки. Составив описание Ладакха, он через Каракорум направился в Хотан, где и умер от лихорадки. Его слуга и спутник сохранил путевые заметки, которые впоследствии были изданы.

Надо сказать, что Муркрофт, очевидно, умел подбирать проводников. В своих заметках он отводит немало места рекомендациям по этому поводу, подробно разбирая достоинства и недостатки представителей тех или иных этнических групп. Я, однако, в этих советах уже не нуждался. В свое время владелец одной из каргилских харчевен порекомендовал мне в качестве проводника некоего Нордрупа из местных монахов. Выбор оказался так хорош, что я не только не мечтал о лучшем спутнике, но теперь попросту не мог и представить себе экспедицию в Ладакх без Нордрупа.

К моей великой радости, Нордруп прибыл в поселок еще за два дня до нашего приезда. С высоты своих ста шестидесяти пяти сантиметров он снизу вверх смерил быстрым взглядом Мисси и воскликнул:

— Пе чимбу! (Вот это рост!)

И расхохотался. У Нордрупа были ярко выраженные монголоидные черты лица, череп же относительно узкий, вытянутой формы. Такое смешение монголоидных и европеоидных черт можно наблюдать у большинства жителей Ладакха.

— Ну, а еще что новенького? — поинтересовался наш будущий проводник с лукавой улыбкой, не отрывая взгляда от лица Мисси. А затем, как бы извиняясь за свою несдержанность, добавил:

— Я привез тебе лекарство от душевных ран.

Произнеся эти слова, Нордруп принялся рыться в бесчисленных складках красного, покрытого дорожной пылью длинного балахона, доходившего ему до щиколоток и оставлявшего открытыми взятые у меня годом раньше башмаки (они были ему явно велики). Наконец он извлек из глубин балахона бутыль с моим излюбленным напитком. Это питье, очень похожее на ячменное виски, приготовил специально для меня его брат. Вручив мне бутыль, Нордруп начал с воодушевлением рассказывать о последних новостях в жизни Заскара.

Нордруп объяснил, что мое послание он получил совершенно случайно, встретив на горной тропе одного человека, который и сообщил о моем приезде. В Заскаре жизнь шла нормально. Из важных событий Нордруп выделил одно — в район прибывает далай-лама. Одновременно с его приездом должна будет состояться церемония открытия автомобильного движения по дороге, которая свяжет наконец Заскар с внешним миром. Таким образом, как я вынужден был с грустью констатировать, через считанные дни настанет конец долгому уединению этой долины, считавшейся до сих пор одним из самых недоступных районов мира.

Отныне благодаря дороге Заскар станет частью общества потребления, узнает счет деньгам, и, следовательно, молодежь начнет покидать родные поселки и потянется на заработки в города…

Я попытался объяснить все это Нордрупу, но слова мои не достигали цели. Он был неимоверно счастлив от того, что теперь сможет добираться на грузовике до Каргила за два дня вместо четырех-пяти дней пешком. Вдобавок по новой дороге скоро прибудет его святейшество далай-лама.

— До того как он приедет, тебе нужно обязательно успеть съездить в Ролагонг, — заметил Нордруп. — Ты увидишь, где мы собираем лекарственные травы.

Это был намек на известную только местным жителям долину, своего рода заповедник горных трав. Все врачеватели окрестных монастырей отправлялись туда для сбора тех лекарственных растений, которые наряду с волчьими лапами и сушеными задними лапками лягушек составляют основу их чудодейственного врачебного арсенала. Посетить эту долину было одним из самых горячих моих желаний.

На следующий день мы влезли в грузовик, идущий в Заскар. Водитель завел мотор, и машина, отчаянно сигналя, стала пробираться сквозь толпу. Так началось наше двухдневное путешествие, сопровождавшееся немилосердной тряской по ухабам и выбоинам, которые местные жители безуспешно пытались засыпать к приезду его святейшества. Сквозь завесу пыли нам редко удавалось рассмотреть окружавший нас великолепный пейзаж. От самого Каргила дорога постоянно шла в гору по величественной долине реки Суру, которую окружали скалистые горы, увенчанные искрящимися снежными пиками. Тут и там по долине были разбросаны селения, похожие на оазисы. Время от времени луч солнца освещал серебристые купола маленьких мечетей. Мне вспомнилось, что Херрманн считал эту долину тем местом, где, возможно, находились легендарные золотые прииски, упоминавшиеся Геродотом. Это предположение нужно было проверить.