Мишель Пессель - Золото муравьев

В подборе проводников я очень рассчитывал на помощь Нордрупа и направил ему письмо с просьбой присоединиться к нам в Каргиле, как бывало во время предыдущих экспедиций.

Надеясь на скорое прибытие Нордрупа, я прогуливался по базару, заранее высматривая возможных попутчиков. Увы, минаро на базаре не было, что и понятно: уже 8 сентября, уборка урожая в самом разгаре.

Еще несколько дней я бродил так по базару — и без всякого результата. Отчаявшись, я побрел как-то к ветхому зданию транспортной компании, где в предыдущий наш приезд мне посчастливилось встретить семью минаро. На сей раз я обнаружил в комнате на третьем этаже лишь двух ладакхов, кипятивших свой соленый чай. Я уселся на пол рядом с ними и завел разговор. Мои собеседники были приятно удивлены тем, что я говорю на их языке, и оказались весьма разговорчивыми. Решение отдаться на милость транспортной компании оказалось счастливым: вернувшись сюда на следующий день, я увидел в соседней комнате троих минаро. Они рассказали мне, что прибыли из Дарчики, чтобы продать излишки собранного урожая абрикосов. Минаро угостили меня абрикосами, а затем я поспешил к Мисси, чтобы сообщить ей об удаче.

— Как ты думаешь, они согласятся пойти с нами? — спросил я.

— Давай лучше подождем Нордрупа, — заметила осторожная Мисси.

Но на следующее утро, так и не дождавшись Нордрупа, мы отправились все-таки вдвоем к зданию транспортной компании. Увы, минаро уже ускользнули. Похоже, что вместе с ними исчезла и последняя надежда найти в этом городе проводников для экспедиции. Мы уселись в соседней комнате рядом с уже знакомыми мне ладакхами. Но вдруг дверь приоткрылась, и — о радость! — в нее заглянули те, ради кого мы сюда пришли. И вот мы уже все вместе сидим за соленым чаем.

В глазах стороннего наблюдателя мы являли собой весьма примечательную компанию: ладакхи в своих красных халатах, рядом — Мисси, будто только что вышедшая из магазина модной спортивной одежды, и минаро в обтрепанных одеяниях. Впрочем, несмотря на непритязательность одежды, именно минаро, вероятно, в первую очередь привлекли бы внимание, до такой степени они были похожи на нас, европейцев. Один из них, — как я потом узнал, его звали Сонам — был вылитой копией моего друга из Шотландии. У него были узкие вытянутые нос и подбородок, живые глубоко посаженные глаза. Я никак не мог отделаться от ощущения, что он вот-вот заговорит по-английски с шотландским акцентом. Но само собой разумеется, говорил он на ладакхи — языке, которым большинство минаро хорошо владеют. Черные волнистые волосы Сонама доходили ему до плеч, и он чертовски походил на развязного европейского хиппи. Попутчик Сонама, которого звали Таши, был постарше, лет приблизительно сорока. Голову его прикрывала шерстяная красно-сине-зеленая шапочка. Как потом выяснилось, под этим убором скрывалась заурядная лысина — редкое, между прочим, явление среди местных жителей. На манер некоторых озабоченных аналогичной проблемой европейцев он пытался замаскировать нехватку волос. Однако, как и у его европейских собратьев по несчастью, толку от этой маскировки не было никакого. Сама ее методика, впрочем, довольно любопытна: отросшие на висках длинные волосы Таши заплетал в косицы, которые собирал затем на макушке в узел. Черты лица Таши — орлиный нос, тонкий профиль — делали его похожим на утонченного европейского аристократа, конечно, если не обращать внимания на макушку. Третий минаро был очень похож на Сонама — впоследствии выяснилось, что это его брат.

Выпив обязательные три чашки чая, похожего по вкусу на жидкий бульон, мы все поднялись. Оставив ладакхов, я прошел в комнату минаро и напрямик спросил их, не согласятся ли они сопровождать меня по долине Суру. Какое-то время все трое удивленно и с некоторым недоверием молча глядели на меня, а затем перекинулись между собой несколькими фразами на своем языке. После этого мне был задан деловой вопрос об оплате.

— Двадцать пять рупий в день. — Я решил не скупиться.

— Хорошо, мы согласны. Двое из нас пойдут с тобой. Но это будет не раньше, чем через два дня, — нам нужно сначала распродать абрикосы.

Я со своей стороны заверил предполагаемых проводников, что и сами мы не торопимся, так как ожидаем прибытия друга — одного ламы из Заскара, который отправится с нами.

Когда я услышал, что двое минаро согласны сопровождать нас, то сначала не мог поверить этому неожиданному счастью. Теперь оставалось только дождаться Нордрупа.

А Нордруп не появился ни назавтра, ни через день. Я отправлял в Заскар все новые и новые отчаянные послания — их везли теперь и шоферы большегрузных грузовиков, и монахи, и туристы. В конце концов я рассудил, что ждать дольше не имеет смысла — нужно собираться. Что же все-таки приключилось с нашим другом? Я был не на шутку встревожен. Может быть, он болен, а может, просто совершает очередное дальнее паломничество? Вот уже девять дней, как мы ждали его в Каргиле. Тем временем становилось все холоднее и холоднее. Пронизывающий северный ветер позолотил листву росших по краям базара ив: надвигалась суровая гималайская зима.

В ночь перед выходом я еще раз осмотрел снаряжение и багаж. Заранее трудно было рассчитать, сколько мы пробудем в пути, и провианта запасли примерно недели на три. Нам предстояло преодолеть два перевала, и поэтому нужно было нести с собой все необходимое для дороги и стоянок в горах. Словом, вещей хватало.

Не теряя все-таки надежды, что Нордруп в конце концов появится в Каргиле, я оставил для него описание нашего маршрута у Гуляма Какпори. А начаться маршрут должен был со статуи Будды — нам предстояло «официально открыть» древнюю надпись на ней.

Какое все-таки наслаждение покинуть наконец душный Каргил!

Мы направились вверх по долине, ведущей в Заскар. Вскоре с обеих сторон появились первые отроги горной цепи.

В Санко мы выбрались из долины и теперь уже ехали к поселку Картсе по разбитой дороге. Километрах в полутора от села дорога превратилась в тропинку. Нам пришлось оставить «джип», выгрузиться и попрощаться с водителем. Теперь с нами были только Сонам и Таши. Отныне мы уже полностью зависели от них.

Отправившись на поиски места, где можно было бы разбить палатки, я обнаружил довольно крутую тропинку, спускающуюся к маленькому оросительному каналу. Я прошел вдоль него до отвесной скалы, на которой был высечен десятиметровый Будда с толстыми губами и несколько негроидными чертами лица. Задрав голову, чтобы хорошенько рассмотреть статую, я увидел, что вся она вымазана коровьим навозом. Вероятно, мусульмане из окрестных селений выражали таким способом свое презрение к чужому божеству.