Мишель Пессель - Золото муравьев

Но чтобы понять, о чем идет речь, необходимо вернуться в далекое прошлое, к самому началу моей, а вернее сказать, нашей истории, а именно к 450 году до нашей эры, когда Геродот писал знаменитую «Историю». Он стал известен потомкам не только как «отец исторической науки», но и как один из первых ее исказителей, что, конечно, менее лестно. А все потому, что его книги содержат ряд по существу фантастических рассказов, где описываются, например, летучие змеи, самки которых пожирают самцов, а потом съедаются своим же потомством, или человекоподобные существа с одним глазом, или деревья, покрытые шерстью наподобие овец.

Из всех этих историй ни одна так не поражает воображение, как рассказ о муравьях-золотодобытчиках. В нем Геродот описывает, как где-то на севере Индии муравьи «величиной больше лисицы, но меньше собаки» добывают из-под земли несметное количество золотоносного песка.

Что это — легенда?

Во всяком случае мало найдешь историй, которые пробудили бы в людях такой интерес, как рассказ Геродота о сказочной стране, где гигантские муравьи роют землю в поисках золота. Эта история распространилась по всему миру. Она встречается в китайской, индийской и монгольской литературе, так же как и в исторических документах Тибета. Много раз повторяемая, она, если верить работам великого греческого географа Страбона, подтверждалась Мегасфеном, затем была подхвачена Флавием Аррианом, Дионом Хрисостомом и десятками других классиков древности. Постепенно рассказ начал ассоциироваться с названием одного таинственного народа, собиравшего «золото муравьев», — с дардийцами, или, иначе, дардами. Когда об этой истории прослышали римляне, знаменитый Плиний воскликнул: «Изобильно золото дардов!»

Во всяком случае, переходя из уст в уста, рассказ Геродота запомнился. Наверняка вспоминали его и солдаты Александра Македонского, сидя у костров во время похода в Индию. В течение веков она волновала авантюристов и исследователей, и все-таки, несмотря на все старания, никто и никогда не находил ни золота, ни таинственных муравьев. И в конце концов возобладало мнение, что речь идет еще об одной легенде, об античном мифе.

В этой книге — рассказ о моих собственных поисках, о долгих и запутанных исследованиях, которые завели меня в Гималаи, на границы нашей праистории.

Сейчас уже трудно сказать, когда именно началась моя экспедиция. Сам план охоты за «золотом муравьев» начал созревать еще в самолете, который весной 1979 года должен был доставить меня в Бостон. Этот рейс Нью-Йорк — Бостон был самым обычным, но сердце мое учащенно забилось, когда самолет пошел на посадку. Круг, как говорится, замкнулся. Ровно двадцать лет назад я покинул гарвардскую Школу бизнеса для того, чтобы совершить свою первую экспедицию в Гималаи. Да, двадцать лет прошло с тех пор, как я отвернулся от карьеры бизнесмена, предпочтя приключения безопасности. Приключения, авантюры? Их было много на моем веку. Сейчас, пожалуй, пришло самое время подвести итоги и честно сказать себе, что за двадцать лет я не обрел ни счастья, ни денег.

Может быть, пора покончить с путешествиями, как советовали некоторые мои друзья, или, как прямо говорили другие, надо перестать витать в облаках и спуститься на землю. А все-таки, что ни говорите, в XX веке, путешествуя по Гималаям в поисках поистине неизведанных мест, мне удалось пережить то, о чем я так мечтал в детстве. Но увы, я знал, что рано или поздно эти походы должны закончиться. Да и осталось ли что-либо неизученное или неоткрытое на нашей планете, без конца обследуемой со спутников, сантиметр за сантиметром наносимой на карту, прочесываемой изыскателями и геологами — хорошо еще, если не толпами праздных туристов?

Но я продолжал мечтать о далеких горизонтах и поэтому вернулся в Гарвардский университет, чтобы порыться в его библиотеках и узнать, что уже написано об одном таинственном народе Западных Гималаев.

В первый раз я встретил представителей этого народа в Мулбекхе. Есть Акой город на полпути между Сринагаром, столицей штата Джамму и Кашмир, и Лехом, бывшей резиденцией тибетских властителей Ладакха. Этот район преимущественно тибетской культуры, населенный в основном представителями монголоидной расы, где широко распространен тибетский язык. Естественно, я был весьма удивлен, встретив здесь небольшую группу людей со светлой кожей. У них были также светлые волосы, европейский тип лица и длинный прямой нос. Мужчины украшали голову цветами, что придавало им вид стареющих хиппи. Женщины были поразительно красивы: светлая кожа, серые глаза, тонкий аккуратный нос, великолепные косы.

Что это за люди?

Очень скоро я получил крайне противоречивые сведения. Одни говорили, что это прямые потомки воинов Александра Македонского, другие — что от предков этого народа произошла европеоидная раса и что их поселки в верховьях Инда и есть не что иное, как колыбель этой расы. Когда я поинтересовался, как этот народ называют, мне сказали «дрок-па». Но дело в том, что по-тибетски «дрок-па» значит просто «скотоводы». А так здесь называют всех кочевников.

Мне сразу же захотелось съездить к дрок-па и разузнать о них побольше. Я особенно заинтересовался ими, узнав, что некоторые ученые называют дрок-па дардами, то есть используют то же самое название, каким Мегасфен и ряд других авторов античных времен обозначали жителей страны, где обитали «муравьи-золотоискатели».

Сперва я интересовался не столько золотом и сказочными муравьями, сколько действительным происхождением дрок-па. С годами я пришел к мысли, что в затерянных долинах Гималаев, часто называемых крышей мира, вполне могли сохраниться люди, составляющие, может быть, то недостающее звено, которое соединило бы нас с древнейшими предками. Известно, например, что в Гималаях сохранились некоторые традиции, восходящие к доисторическому прошлому.

Со смутными надеждами развеять, хотя бы частично, тайны этой эпохи в жизни человечества я и вернулся в Гарвардский университет, даже отдаленно не предполагая, куда заведут меня в конце концов мои поиски.

С ностальгическим чувством прошелся я по старому мосту, связывающему гарвардскую Школу бизнеса с остальной частью университета, и направился прямо в Пибоди-Мюзеум, в стенах которого характерный запах книг всегда ассоциировался у меня с путешествиями. Пибоди-Мюзеум был пуст. Большинства знакомых мне преподавателей к тому времени уже не было в живых. А однокашники, будь то американцы или французы, все так высоко забрались по служебной лестнице, что мне, простому смертному, снизу их просто не было видно. И я спрашивал себя: чего добился за двадцать лет, проведенных в погоне за мечтами молодости? Ни злата, ни серебра! В лучшем случае багаж воспоминаний о далеких перевалах и затерянных на краю света монастырях. Некоторые утверждали, что в моем облике даже появилось нечто восточное. И это несмотря на мой длиннющий нос! В общем я чувствовал себя ужасно одиноким в мире своих воспоминаний. Вдруг я стал сомневаться во всем. В том, во что всегда верил. В самом себе. Может быть, я просто безнадежный мечтатель, помешавшийся на своих дрок-па? Наверное, только меня интересовало, были ли они потомками древних племен, оставивших два тысячелетия назад следы своей культуры в изображениях животных на множестве предметов, которые до сих пор находят в Гималаях? Или же, что было бы еще интереснее, они — потомки более древних племен, сохранивших свои обычаи неизменными с каменного века?