Юрген Берндт - Лики Японии

— Пойдем еще куда-нибудь! — снова предложил мой знакомый.

В Японии обычно не засиживаются подолгу в одном ресторане. Чтобы доставить гостю удовольствие, его водят из одного ресторана в другой, ибо в каждом есть свое фирменное блюдо.

Мы простились с хозяйкой и вновь очутились на улице. В следующем заведении все повторилось, за исключением меню.

Ни в том, ни в другом ресторанчике мой знакомый и не думал расплачиваться за еду. Меня это не слишком удивило, ибо нечто подобное я уже наблюдал в Токио, когда друзья приглашали меня в бары. 25-го числа каждого месяца в Японии проводится день выдачи заработной платы. Начиная с 15-го уже ни у кого нет денег. (Это можно заметить по числу людей в универсальных магазинах.) После дня зарплаты «мадам» (хозяйка бара, ресторанчика, кафе) сама навещает своих клиентов и предъявляет им счета. Владельцами подобных заведений в Киото очень часто бывают женщины, ибо они более деловиты и вообще больше, чем мужчины, любят вращаться в обществе. Мне рассказывали, что в Киото никогда не требуют от клиента, чтобы он расплачивался на месте. От него ждут, согласно все тем же нормам поведения, оплаты счетов в конце года. Хотя слово «счет» здесь не подходит. Клиент должен внести определенную сумму, которую сам сочтет нужной. Если же он в конце года не рассчитается, ничего страшного: он может это сделать в следующем году или через год, когда будет при деньгах.

Однако это правило на «иккэн-но кяку» не распространяется. Случайный клиент, турист, гость, который посещает ресторан или другое заведение лишь затем, чтобы в спешке утолить голод, а не ради удовольствия, обязан расплачиваться на месте. Таких посетителей большинство, и все же значительная часть «мидзу-собай» (дословно «служба по торговле водой»), то есть служба гостиниц и ресторанов, а также развлечений, в которых занято якобы около 5 миллионов женщин и девушек, осуществляется на основе «энко» — личных связей. Почти как и в случае с зачислением на службу на упомянутой частной железной дороге.

Директор одной торговой фирмы пригласил меня однажды вечером в довольно респектабельный и по японским критериям не такой уж маленький бар, расположенный в районе Гиндзы. Мы были там недолго, час или два. Спустя несколько дней мой очень жизнерадостный коллега по университету как нарочно повел меня в тот же самый бар. Перед уходом ко мне обратилась преисполненная достоинства «мадам», с которой я не обмолвился ни единым словом ни раньше, ни теперь:

— В следующий раз вы можете прийти сюда один.

Раз я дважды посетил ее бар в сопровождении кредитоспособных клиентов, значит, я также заслуживаю полного доверия.

Мне предстояла длительная поездка по железной дороге, и я позволил себе купить билет в «гурин ся» («зеленый вагон»), в нашем понимании — вагон первого класса. На железной дороге в соответствии с японским взглядом на демократию отменены обозначения «Первый класс» или «Второй класс». В список «табуированных» попали и другие слова, и несдобровать редактору, если он пропустит какое-нибудь из этих слов в прессе, по радио или телевидению. Самое безобидное из ожидающих его неприятностей — возмущение, высказанное по телефону. Так, нельзя употреблять слово «калека» или «инвалид», а только «человек с телесным ущербом». Вместо «поденщик» надо говорить «свободный рабочий» («дзию родося»), не официантка, а служащая в баре или «хосутесу»; не «дежурный по железнодорожному переезду», а «уполномоченный по обеспечению безопасности железнодорожного переезда». Более подробную информацию об этих словах можно почерпнуть из книги, вышедшей в 1976 году.

Итак, я отправился в путь. Место рядом со мной некоторое время оставалось свободным: По дороге в вагон вошла маленькая, изящная и уже немолодая женщина, одетая в кимоно. Ей самой было бы очень трудно водрузить свой чемодан на багажную сетку, хотя он был и не слишком велик. Из сидящих в купе японцев всех возрастов никто даже не пошевелился. «Разрешите», — обратился я к ней и уложил чемодан на сетку. Дама, поклонившись, поблагодарила меня. Я сел на свое место и забыл о случившемся. Было тепло, к тому же я устал, поэтому крепко уснул и не услышал, как по вагону проходила разносчица всяких яств, а когда проснулся, увидел перед собой маленькую (на один стакан) банку апельсинового сока. «Это вам», — сказала дама, одарив меня материнской улыбкой.

Конечно, не похоже было, чтобы я производил впечатление, будто сам не в состоянии купить себе банку апельсинового сока, но дело было не в том. Будучи человеком посторонним, я оказал даме услугу и невольно сделал ее своей должницей, ей теперь следовало отблагодарить меня. Для нее чувство долга не исчерпывалось лишь словом благодарности.

Если один человек в Японии оказывает другому какую-нибудь услугу, последний обязан ответить тем же. «Он» и «онгаэси» — «благодеяние» и «ответное благодеяние» — понятия нерасторжимые и играют в жизни как отдельного человека, так и всего общества огромную роль. Для пожилой дамы в кимоно было очевидно: я имел право на ее благодарность. Доказывать ей обратное было бы бесполезно: она не поняла бы, ибо то, что она сделала, — нечто само собой разумеющееся.

Это соответствовало системе социальных норм поведения, этическим правилам, церемониалу, предписывающим следовать неписаным законам «гири» («чувство долга и выполнение обязанностей»), а также «ги» («принцип правильного поведения»), и тут не требуются никакие логические умозаключения. Жизнь в Японии пронизана «гири». А «гири» — это поведение человека в соответствии с его положением внутри группы и в обществе в целом. Лояльность и почтительность к тому, кто стоит над индивидом, требуется во имя «гири». Во имя «гири» ожидается и благодарность. Кто нарушает «гири», лишается социальной репутации и теряет свое лицо. В рамках этики, ориентированной больше на чувство стыда, чем на совесть, в обществе, в котором жизнь протекает в группах, а не в безликой массе и в котором любой проступок члена группы может бросить тень на авторитет всей группы, это имеет большое значение.

Японские нормы межличностных отношений не сообразуются с мыслью о всеобщем равенстве, ибо они основываются на модели пирамидальной иерархии. Лояльность и подчинение авторитету — величайшие добродетели. Неравенство само по себе следует принимать как закон природы, притом что это неравенство не воспринимается как действие каких-то неведомых сил.

Наряду с этим существует глубоко укоренившееся представление о равных способностях людей — все зависит лишь от того, как развить эти способности, как их использовать. Каждый в состоянии справиться с любым делом, стоит ему только попытаться. Создается впечатление, что только от самого человека зависит развитие его способностей в том или ином возрасте и то, какое положение в обществе он потом займет.