Михаил Певцов - Путешествия по Китаю и Монголии. Путешествие в Кашгарию и Куньлунь

Река Урунгу, как показали наблюдения, совершала лишь незначительные перемещения, или качания, в своей широкой долине, по крайней мере в современную эпоху. Совершенное отсутствие вдали от реки ее древних русел или стариц, которые лежат только вблизи теперешнего живого русла, — лучшее тому свидетельство. Геогностическое строение самого дна долины подтверждает то же самое. При шурфовании его, начиная в 75 верстах от Булун-Тохоя, до глубины 3 сажен и в расстоянии около 200 сажен от реки, везде открыты только одни наземные наносы с окрестных высот и никаких следов речных наносов. Напротив, во всех шурфах были найдены даже на глубине 7 футов корни кара-гана в естественном положении, свидетельствовавшем, что этот кустарник тут рос и тут же на месте своего роста был погребен под наносами с окрестного плоскогорья. Речные же наносы встречаются только вблизи реки, в области, подвергавшейся ее качаниям и периодическим разлитиям.

Что же касается до окрестного плоскогорья, то на поверхности его, начиная почти от меридиана оз. Бага-нора, местами заметны плоские сферические вспучения, в центральных частях которых покоятся массивные остроугольные обломки твердых пород: мелафира, фельзита и кремнистого сланца, постепенно мельчающие по радиальным направлениям и переходящие далее в острый, а потом в угловатый щебень. На каждой из вершин этих плоских выпуклостей лежат обломки, принадлежащие одной и той же породе, т. е. порознь тождественные друг другу. Уже при первом взгляде на эти вспучения с столь характерными признаками рождается мысль о существовании тут прежде гор, от которых ныне остались едва заметные следы. Щебень, покрывающий всю окрестную местность, незаносный и непрокатанный, что свидетельствует острота его углов, а принадлежит, без сомнения, горным массам, тут же распавшимся. Гальки же, рассеянные на поверхности, по преимуществу белые кварцевые и образовались, по всей вероятности, из включений пород, составлявших местные горные массивы. Однако справедливость требует сказать, что ближе 80 верст от Булун-Тохоя нам не случалось видеть обнажений твердых пород ни на поверхности плоскогорья, ни в обрыве, которым оно ниспадает в долину и который на всем пространстве от Булун-Тохоя состоит из желтой, местами красновато-желтой неслоистой песчанистой глины. В 80 верстах от Булун-Тохоя появляются на поверхность плоскогорья длинные, низенькие, совершенно обнаженные хребтики мелафировые, фельзитовые и кремнистого сланца. Те же самые породы обнажаются здесь и в глубоких оврагах, выходящих в долину. Таким образом, не подлежит сомнению, что аллювиальная стлань из щебня, гальки, дресвы и гравия, смешанных с суглинком и глиной, представляющая поверхностное наземное образование плоскогорья, покоится по крайней мере начиная в 80 верстах от устья Урунгу, на твердых породах, продолжающихся, вероятно, и на дне долины, но на глубинах, недоступных непосредственным наблюдениям. На поверхности же плоскогорья, независимо от хребтов, продолжают еще чаще повторяться уже описанные признаки распавшихся на месте гор.

Во многих оврагах плоскогорья, выходящих в долину, лежат сухие русла временных потоков, достигающие значительных размеров и, судя по величине передвигаемых ими галек, которыми усеяны эти русла, должно быть, весьма бурных, хотя и непродолжительных. Образование этих потоков, без сомнения весенних, следует приписать быстрому таянию снежных запасов, скопившихся зимой в оврагах. Выпавший в зимнее время на плоскогорье снег сдувается ветрами в овраги, в которых скопляются, таким образом, за зиму большие толщи снега. Весеннее солнце быстро расплавляет эти снежные массы, отчего образуются могучие потоки, бушующие подобно горным речкам после проливных дождей. Далее к востоку встречались нам иногда в широких оврагах, или, точнее, в небольших ущельях, как следовало бы их назвать, сухие русла потоков столь обширных размеров, что их смело можно было принять за иссохшие ложа значительных речек. При исследовании этих русл оказалось, что они получают начало в обширных котловинах, в которых зимой также должны скопляться огромные снежные массы. Следовательно, здесь в условиях образования подобных временных речек есть нечто общее с образованием глетчеров, хотя одинаковые причины производят совершенно различные явления {21} .

В 160 верстах от Булун-Тохоя дорога, шедшая все время по самой долине, оставляет ее и направляется по холмисто-скалистому плоскогорью, выходя на реку только в тех местах, где долина ее расширяется и представляет удобные караванные станции. Такие станции встречаются здесь после каждого, иногда даже небольшого, перехода. На них везде превосходный корм и множество сухого топлива. Кроме помянутых лиственных пород, сопровождающих берега Урунгу на всем ее протяжении, на этих берегах и в долине растет множество кустарников, из которых нам известны следующие: шиповник (Rosa leucantha), боярышник (Crataegus pinnatifida), жимолость (Lonicera tatarica), таволга (Spiraea hypericifolia), малина (Rubus idaeus), шомпольник (Cotoneas-ter vulgaris), терновник (Prunus spinosa), а на более возвышенных местах долины на песчано-глинистой почве растет караган (Caragana frutescens) и песчаная полынь (Artemisia arenaria) {22} .

Животная жизнь описываемой страны также не бедна видами, отличаясь при этом многочисленностью самих особей. Из крупных млекопитающих на окрестном пустынном плоскогорье пасутся стада джигетаев (Equus hemionus) {23} , которые встречались нам почти ежедневно. При виде их некоторые из наших лаучей-киргизов, имевшие хороших скакунов, пускались за ними в погоню, и, после часовой или двухчасовой ужасной скачки, им удавалось иногда поймать одного или двух. Для ловли они употребляли арканы и копье, железный наконечник которого загибался в виде багра, чтобы зацеплять на скаку животное. Совершенно здорового и взрослого джигетая чрезвычайно трудно догнать, даже на отличной лошади, а отстают обыкновенно и становятся добычей только больные: в числе 20–50 штук, составляющих табун, часто встречается один или два с наколотой, например, острым щебнем ногой или страдающий какою-либо другою болезнью, препятствующей быстрому бегу. Эти несчастные только и делаются жертвами гонцов. Однажды мы захватили маленького жеребенка. Он пасся с матерью в пустыне, в стороне от табуна. Когда киргизы погнались за этим табуном, она оставила свое дитя и пустилась тоже в бегство, а жеребенок, постояв несколько времени на месте, заметил наших лошадей и прибежал к нам сам. Он скоро стал совершенно ручным: позволял себя гладить, не боялся ни верблюдов, ни собак и охотно пил верблюжье молоко, которым мы его кормили. Но киргизы тайно закололи и съели это бедное создание, уверяя, что он будто бы захворал по дороге и не в состоянии был далее идти, между тем, как оказалось потом, ими руководило в этом случае страстное желание полакомиться его вкусным мясом.