Юрий Савенков - Сингапурские этюды

Или не принял. Будем справедливы. Нервный взрыв — сказано точно. Сингапур пожинает плоды неизбежной урбанизации. Сравнение с Седьмой авеню пополнило обширную коллекцию сингапурских ярлыков. Вот только напрасно в поисках колорита автор не завернул за угол. Кто знает, может, увидел бы он лавку гробовщика, где белый одноглазый попугай Ва Тао уже двадцать лет сильным клювом пытается порвать цепь, а среди коричневых гробов мирно спят мастеровые. Чем не колорит? Прямо-таки восточная мистика. А если бы он подольше побродил по улочкам припортовых кварталов, может быть, на его пути оказался бы фруктовый киоск «Снежный пик» и утолил бы он жажду не традиционным стаканчиком кока-колы, как у себя на Седьмой авеню, а компотом из семян гинкго, реликтового дерева, дошедшего до нас из далекой мезозойской эры. Адресов не называю. Истинные путешественники должны находить местный колорит сами.

Вот что любопытно: американец отказывает Сингапуру в праве быть чистым. В самом названии города звучит экзотика, и вдруг… боже, какой обман.

Не знаю, какую экзотику искал автор этого пассажа. В старом китайском городе, хоть он и исчезает на глазах (нередко к радости местных жителей, для которых чайнатаун символизировал скученность, грязь, бедность, убожество), могут предложить суп из гусениц или ящерицу, утопленную в белом вине, и станут уверять, что перед этим ее держали несколько дней на голодной диете. А в день рождения обезьяньего бога в маленьком «храме благоприятного неба», что стоит на горе рядом с католическим собором святой Терезы, можно увидеть сцену, воскрешающую сумеречное средневековье.

Одноухий даосский жрец в желтых шароварах, согнутый, как Квазимодо, начинает сомнамбулический танец. Под бой барабана и удары гонга раскачивается из стороны в сторону. Все быстрее, быстрее. И вот уже его тело извивается в конвульсиях, на губах появляется пена. Ассистенты вручают ему меч. Он проводит несколько раз по языку лезвием. Показывается кровь. Ему подносят желтую полоску бумаги, скрепленную печатью храма, осталось обагрить ее кровью — и талисман от разных напастей готов. Его получает страждущая женщина, за ней другая, третья… Окончен сеанс медитации, и одноухий жрец, который только что словно соединял болезни, беды, неудачи реальной жизни с потусторонним миром, населенным духами, мчится с горы на велосипеде в порт. Медиумом он служит по совместительству. Его основная работа — портовый грузчик. В Сингапуре все торопятся, даже медиумы. Впрочем, профессиональных прорицателей, астрологов, чародеев и медиумов становится все меньше. Конечно, экзотика постепенно уходит, а иногда и прячется, чтобы снова появиться в новой среде. Ее надо искать, но это непросто. Особенно в Сингапуре. Ведь он не выходит навстречу всем гостям — слишком занят делом. Может быть, именно о таких городах сказал поэт: «К нам города чужие строги и словно замкнуты в себе».

То, что я выношу на суд читателя, названо: «Сингапурские этюды». Это штрихи к полотну, которое предстоит написать. Еще штрих, еще мазок… Наверное, это будет иной Сингапур? Время стремительно летит. Сингапур меняется, торопится найти свое место в мире…

Море приближалось медленно, словно нехотя. В бледно-сиреневых сумерках слышался шелковый шелест волны, и все, что было на берегу постепенно снова покрывалось морем. Легкий бриз вместе с сумерками дарил надежду на прохладу. А еще несколько часов назад в мерцающем мареве взору открывалась картина иная. Море ушло строго по расписанию приливов и отливов и обнажило скользкие камни, затянутые бурыми гниющими водорослями, кокосовые орехи, изрядно побродившие по волнам и снова выброшенные на берег, перламутровые раковины и крошечные норки, в которых копошились рачки. И далеко в опавшее море отправились люди с корзинами — сборщики рачков, моллюсков, устриц. Эти несколько часов море принадлежало им и маленькой старушке в синем тюрбане, которая шла вдоль причальной стенки и ловко самодельным крючком вынимала из нее рачков.

Теперь море возвращалось, и мы прислушивались в мягкому накату. Рядом с нами сидел рыбак. Его звали Тан. Был он из Туаса, местечка, славившегося когда-то своими рыбацкими деревушками. Рыбак рассказывал нам, как исчезает их промысел, а вместе с ним и домики на сваях. Из двухсот келонгов (вынесенных в море платформ с изгородью и специальным устройством, при помощи которого ловят рыбу), еще недавно стоявших в окрестных водах, осталось десятка три.

Море постепенно уступает берегу. Туас, расположенный на юго-западном побережье Сингапура, рядом с новым промышленным районом, не исключение. Селения, в самом названии которых чувствуется запах моря (взять хотя бы это малайское слово «туас», оно означает рычаг, с помощью которого рыболовные снасти извлекают из воды), прощаются с рыбацким промыслом. Земли в Сингапуре, мало, приходится занимать у моря.

— Многие мои друзья, — говорит Тан, — покинули Туас, сменили профессию, а я остался. Правда, теперь уже промысел перестал быть фамильным, оба сына пошли работать на фабрику.

— А как улов?

— Мало стало рыбы у берегов. Вон там, — Тан показал в сторону, где в сумерках едва виднелись силуэты бульдозеров, — стояли наши келонги. Приходится приспосабливаться, искать другие способы лова, идти подальше от берега.

— А с другой стороны, — продолжал он, — осушение приблизило к нам глубоководную рыбу. С причалов, уходящих в море дальше, чем некогда стояли келонги, теперь молодежь ловит акул по сорок футов и скатов. Разве возможен был такой улов до осушения? А нынче забросит рыбак сеть прямо с мола, и глядишь — скат.

Но что ни говори, меньше стало рыбы, отступает море…

Берег и море. Они крепко связаны между собой в Сингапуре.

Из маленькой деревушки родился современный Сингапур. Море дало ему благословение и теперь уходит. Сингапур и начинался-то с осушения. Самые старые, примыкающие к порту кварталы родились на месте топких болот и мангровых зарослей. Море и сейчас для многих жителей — основной источник существования. По количеству продуктов моря на душу населения Сингапур лидирует в Азии. Но не в этом назначение Сингапура. Ведь рыболовство вместе с сельским хозяйством едва ли составляет 3 процента валового национального продукта. А вот море в широком смысле дает половину всего достояния республики. Так в чем же назначение Сингапура?

На заре нашей эры мореплаватели из Персидского залива и Красного моря достигли «островов пряностей» в нынешнем индонезийском архипелаге, открыв «секрет муссонов». «Впрягаясь» в юго-западные муссоны, они плыли на восток через Индийский океан и Малаккский пролив, а возвращались домой уже с северо-восточными муссонами по той же «дороге пряностей», как ее тогда называли. Приблизительно в то же время началась миграция населения из Индии через Индийский океан и Бенгальский залив в Бирму, Малайю и еще дальше в Индонезию. Мореплаватели и торговцы останавливались в тихой бухте, где можно было отдохнуть и пополнить запасы пресной воды. Место это называлось Тумасик, что на яванском языке означает «город у моря». В малайских хрониках «Седжарах Мелаю», его именуют «Пулоу Уджонг» («Остров у оконечности полуострова»). Бурное развитие мировой торговли в начале нашего тысячелетия способствовало возрастанию роли полуострова Малакка, который находился на пересечении торговых путей из Индии в Юго-Восточную Азию и Китай. Там постепенно складывались торговые центры — прибрежные города-государства. Они возникали на месте деревень-кампонгов, жители которых поддерживали связи с заморскими купцами.

Читать дальше