Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе

Моя работа здесь подходит к концу. Срок пребывания в США истекает. Уже сделаны последние фотографии микровключений во льду и последние описания кернов. Уже прочитаны все лекции в различных университетах и написана статья в американский научный журнал. Стало ясно наконец, что мы делали не так и как надо работать дальше.

Конечно же сейчас нужны еще два-три месяца, чтобы ответить на многие из вопросов, которые возникли в процессе работы. Но на просьбу университета продлить мое пребывание здесь (за его счет) Москва ответила лаконичным «нет».

Только потом, уже дома, я узнал, что «нет» было сказано на самом низком уровне. Только мой непосредственный начальник сказал, увидев телеграмму из Америки: «Нечего ему там больше делать. Пусть возвращается и сидит за столом, как мы все сидим». Все другие начальники были «за». Но одного «нет» оказалось достаточно… Здесь, в Америке, это звучало для меня уже по-другому: «Москва считает, что продление вашего пребывания в США невозможно»…

Да, Мери и Джойс были правы, говоря о пришельцах. Наступило время, и огромные тяжелые крылья подняли меня и в реве огневых реактивных струй унесли через океан на далекую, неведомую им «звезду» — мою Родину. Перед отлетом я получил много подарков от моих друзей.

Подарки были американские — маленькие, недорогие, часто самодельные, но все со смыслом. Получил я подарок и от Мери: небольшой полудиск сантиметров десять — пятнадцать диаметром и толщиной полсантиметра, из оргстекла, стоящий вертикально на подставке. На этом диске были цветные концентрические кольца — красное, желтое, зеленое, синее…

Я уже видел такие полудиски с цветными кольцами, знал, что их здесь дарят друг другу. Видел даже, что иногда на них имеется какая-нибудь лаконичная надпись типа: «Ты самый лучший».

— Что значат эти цветные круга? — спросил я ее.

— Как, ты и этого не знаешь? Это же радуга, символ благополучия и мира. Ведь по Библии радуга значит: великий потоп кончился, беды миновали, теперь все будет хорошо.

Этот диск и сейчас стоит у меня на столе, напоминая о том, что все, что рассказано здесь, не сказка, все это было.

Большие планы. Крушение надежд. «Ваша поездка одобрена…» Аэродром Ля-Гардиа. Челнок Нью-Йорк — Вашингтон. Встреча в Академии наук. Посещение «мест ностальгии». Снова Боулдер, штат Колорадо. Размышление о гостиницах. Семья английского ученого. Отлет в Нью-Йорк…

Вернувшись домой после работы в Буффало, я углубился в повседневную жизнь Института географии. Конечно, подал я заявку на продолжение совместных с американцами исследований, связанных с шельфовым ледником Росса. По замыслу, который был обсужден с кураторами по гляциологии департамента полярных программ — Диком Камеруном и Стеном Джекобсом еще в Америке, — я планировал вернуться на шельфовый ледник Росса, но вернуться не с пустыми руками, а с комплексом оборудования, которое позволило бы быстро пробурить всю полукилометровую толщу ледника и установить у его нижней поверхности специальную аппаратуру, так, чтобы по команде с поверхности можно было бы определять скорость таяния или замерзания льда у дна ледника, на границе с подледниковым морем.

Эти измерения, если их повторять время от времени, позволили бы получить данные об изменении климата в южной части Мирового океана, что важно с многих точек зрения.

По этому замыслу я вместе со своими помощниками — Юрой и Виктором — должен был сделать в Москве комплект оборудования для измерения таяния-намерзания под ледником и быстрого бурения через ледник для установки этого оборудования в подледниковом море. Потом мы должны были приехать в Нью-Йорк в обсерваторию Ламонт-Дохерти, где работает наш старый друг Стен, и уже там вместе с его механиком изготовить несколько дополнительных приборов и снабдить каждый из них уже американскими устройствами, позволяющими передавать получаемую информацию на искусственный спутник Земли, а оттуда — прямо в наши лаборатории. После этого мы должны были присоединиться к Стену, который собирался на американском ледоколе проплыть вдоль всего края ледника Росса с несколькими остановками и высадками на ледник. Во время каждой из таких высадок мы планировали отлетать на вертолете от края ледника километров на пятьдесят, ставить там палатки и за несколько дней пробурить насквозь ледник, установить в подледниковом море у дна ледника свою аппаратуру и, проведя первые наблюдения, оставить ее на попечение команд со спутника. Таким образом, в конце рейса ледокола у нас имелась бы целая сеть управляемых с Большой земли станций, которые следили бы за процессами, происходящими под крупнейшим плавающим ледником Земли.

План был, как мне казалось, очень хороший. Но прежде чем приступить к его осуществлению, надо было провести повторное измерение показаний такой же аппаратуры, установленной нами под ледником Росса, что позволит получить величину скорости намерзания льда под этим ледником. Для этого необходимо было прилететь на уже законсервированную станцию Джей Найн, обжить ее, прогреть оборудование и провести те самые нужные наблюдения. Но станция расположена почти в пятистах километрах от ближайшей действующей станции Мак-Мердо. Значит, чтобы добраться туда, нужен самолет, продукты, подстраховка, одним словом — маленькая экспедиция. Каждый час работы самолета в Антарктиде слишком ценен, и все они расписаны чуть ли не на год вперед и стоят немало. И все же Камерун предложил обеспечить эту нашу работу за счет американской экспедиции. Мы обговорили с ним все детали — до количества банок тушенки, спальных мешков, канистр с бензином и даты, когда нас будет ждать в Мак-Мердо самолет «Геркулес». Конечно, все расходы брала на себя американская антарктическая экспедиция. Согласно этому плану были оформлены все выездные документы в Москве, получены визы на двукратное пребывание в Новой Зеландии по дороге в Антарктиду и обратно, куплены билеты из Москвы в Новую Зеландию и обратно.

Но за два дня до отлета мы получили указание сдать билеты. Оказалось, что президент Академии наук СССР подписал директиву о том, что поездки ученых по приглашениям в капиталистические страны для научной работы «за счет приглашающей стороны» должны, как правило, отклоняться. «Видите ли, — объяснили мне, — в капиталистических странах люди умеют считать свои деньги, и, если кого-то приглашают туда за счет приглашающей стороны — это значит, что та сторона считает, что своей работой ученый принесет ей одностороннее преимущество. — А потом добавили с улыбкой: — Ведь если бы мы сами были очень заинтересованы — мы наверняка послали бы человека туда и за свои деньги».