Анна Ковальска-Левицка - Мавритания

На излучине Амокжаа, одном из самых трудных переходов через очередной скалистый порог Адрара, мы встретили кочующую группу регейбат. Впереди шли верблюды, навьюченные большими торбами и длинными шестами для установки палаток. На одном из верблюдов в женском седле, которое скорее напоминало носилки, чем то, что мы привыкли понимать под этим словом, сидела женщина с группой маленьких детей и множеством узелков. Другой верблюд в таком же седле вез больного мужчину. Остальные шли пешком — о ужас! — босиком. Острые скалы, раскаленные солнцем, не производили на них никакого впечатления. Группа женщин, одетых в черное, легко ступала по камням, как по гладкой дороге. Самая старая из них, девяностолетняя, как мы узнали позднее, мать предводителя группы, первая заметила среди пас Сиди Моктара. Радостные восклицания свидетельствовали о том, что он был известен и популярен. Караван остановился, чтобы поговорить и послушать, какие новости в бруссе. Сиди Моктар, конечно, тотчас высек огонь и приступил к завариванию чая. Нам оставалось только наблюдать эту сцену, потому что компания не обращала на нас внимания. Болтали по меньшей мере час, за это время подошло стадо верблюдов, которое следовало за людьми. Верблюды шли под присмотром пастухов, одетых в сильно выгоревшую, когда-то светло-синюю одежду. Верблюдицы с малышами беспокойно фыркали, проходя мимо нашего «лендровера». Крупные, белые, величественные, они выглядели великолепно.

Когда наконец закончился обмен всеми новостями и кочевники начали готовиться к продолжению путешествия, Сиди Моктар подошел к нам с вопросом, пе могли бы мы взять с собой одного мальчика. Они что-то забыли в лагере и теперь, пользуясь случаем, мальчик мог с нами вернуться, а потом пешком догнать своих. Мы, конечно, согласились. Он застенчиво закрыл лицо концом тюрбана и разместился под брезентом. Мы проехали тридцать восемь километров, когда он внезапно постучал по кабине водителя, выскочил и быстро, ни слова не говоря, исчез среди скал. Подумать только, он должен был еще дойти до предыдущего лагеря, а потом пешком, без капли воды вернуться, преодолев несколько десятков километров, к своим и еще найти их новый лагерь. Выносливость этих людей вызывает подлинное восхищение!

Мы решили воспользоваться многочисленными знакомствами Сиди Моктара, его известностью и дружелюбием, с каким его везде встречали, и поселиться на время прямо в лагере регейбат, чтобы познакомиться с их повседневной жизнью, которую знали только по случайным встречам в пути.

Лагерь, в который мы должны были ехать, располагался в сравнительно населенной части Сахары, всего лишь в нескольких десятках километров севернее Атара. Туда не было никакой дороги, но паши проводники прекрасно знали путь. Мы проезжали мимо многочисленных могил. Это были круглые стены, сложенные из отдельных камней, которые ничем не соединялись друг с другом. Никто из жителей этих мест не знал, к какому времени они относятся, но совершенно очевидно, что они были сложены еще до принятия ислама. Конечно, их считают могилами бафуров, как все, что возникло в незапамятные времена. Земля в этих районах плодородна и сравнительно хорошо орошается, кое-где среди скал поднимаются анемичные деревца и колючие кусты. Всюду, где есть зелень, можно встретить признаки жизни, здесь мы дважды объезжали стада пасущихся коз.

Наконец вдали на сером, слегка волнистом пространстве показались палатки — признак того, что мы приближаемся к стоянке. Нас здесь ждали, тем не менее прибытие «лендровера» вызвало всеобщее замешательство. Встречать нас высыпала вся детвора, медленно подходили взрослые. Начались приветствия и, конечно, обязательный чай, который постепенно растопил лед недоверия.

Лагерь был маленький, как большинство стоянок в этом районе, в нем было всего три палатки. Две из них занимали семьи регейбат, каждая состояла из мужа, жены и нескольких детей. В третьей, меньшей палатке, жили их харатины. Одна из семей регейбат была «владельцем» девушки, другая — молодого человека. Они поженили своих слуг и с этого времени уже везде кочуют вместе, причем молодой харатин выполняет все мужские работы для обеих палаток, его жена помогает и той и другой хозяйке; их дети также помогают обоим хозяевам. Одиннадцатилетний сын пасет стада коз, принадлежащие обеим семьям регейбат, старшая девочка занимается своими братьями и сестрами и детьми своих благодетелей. Козы и верблюды пасутся вместе, но доят их хозяева каждый у своей палатки, кухня также отдельная. У харатинов есть несколько собственных коз и свой очаг.

Палатки, как все в Мавритании, сшиты из узких шерстяных полос, сотканных женщинами на очень примитивных ткацких станках. Плотная шерсть не пропускает дождя, а в холодные ночи спасает от холода. Одна из палаток была уже современной: сшита из купленных хлопчатобумажных полотнищ. Преимущество такой палатки — легкость, ее проще поставить и свернуть, легче перевозить с места на место. Но она менее прочна, промокает, да и покупать ее нужно за деньги, тогда как шерстяные палатки ткут из шерсти собственных животных. Крыша палатки поднята над землей на деревянных шестах. Ее стены остаются открытыми. Только на ночь стены из того же материала, что и крыша, прикрепленные к ней длинными шипами акации, опускаются. В палатке становится тепло и уютно. Днем стены поднимаются, чтобы проветрить палатку, нагретую солнцем.

Вместе с остальными я села в тени палатки на положенную на землю циновку. Прислонившись к кожаной подушке, попивая чай, я стала с интересом присматриваться. На земле кроме циновки и кожаной подушки, которую предложили мне, чтобы я устроилась поудобнее, лежала еще большая овчина, ею в холодные ночи укрывается вся семья. В углах стояла всевозможная утварь — большая с квадратным дном торба, скорее, мешок для одежды, кухонной посуды, одеяла и др. Рядом меньшие по размеру и менее красочные кожаные мешки для мужского имущества. Еще было женское седло, которое выполняло роль полки. На нем лежали бурдюки с маслом, кислым молоком и финиками, кожаный мешок с просяной мукой и другие запасы, такие, как полоски вяленого мяса, кусочки сухого молока, какие-то семена, листья, порошки — все приправы для кухни. В палатку через открытые стены входили козлята. Это от них прячут запасы пищи на возвышении. В углу стояла деревянная миска для дойки верблюдиц, деревянная посудина с ручкой для дойки коз, большой деревянный ушат для водопоя животных и деревянная воронка для наливания молока в кожаные бурдюки. Весь этот набор дополнял жестяной чайник для воды и тщательно накрытый набор для заварки и подачи чая — единственный дорогой предмет, который можно увидеть в этих небогатых помещениях. У палатки в песке лежали седло для езды на осле и красивой формы мужское седло для верблюда. На двух столбиках, вбитых в землю, висел растянутый бурдюк с водой, и среди всего этого беспорядка вертелись козлята и кувыркались дети. В двадцати метрах от палатки, под колючим кустарником находился очаг, на котором хозяйки сейчас вместе с прислугой готовили для нас угощение. Быстро зарезали козу, и кучка детей наблюдала за сложной процедурой снятия шкуры. А это следует делать так, чтобы было как можно меньше порезов; из нее потом сошьют бурдюк.