Георгий Чиж - К неведомым берегам

Стоя почти все время на цыпочках и не сводя глаз с поразившей его своим величием Екатерины, Шелихов не слыхал ни торжественного и полнокровного густого церковного хора придворных певчих, ни громовых раскатов протодьяконской октавы, изо всех сил провозглашавшей «многолетие». В каком-то полузабытьи, не прикладываясь ко кресту, он прошел в обширный для представления государыне зал, где тотчас же дежурным чиновником ему было указано место в ряду удостоенных высочайшего представления…

— Именитый купец российский Григорий Иванович Шелихов из Америки, по всемилостивейшему соизволению вашего величества, — услышал он над собой чей-то голос.

Государыня молча протянула руку. С благоговением, как к иконе, приложился к ней Григорий Иванович и опустился на колено, склонил голову, ожидая вопроса. У него вдруг задрожал от волнения подбородок и судорога сковала челюсти. Он твердо помнил, что может отвечать только на вопросы, и затаив дыхание ждал, трепеща от одной мысли, что, может, вопрос еще воспоследует, а он не в состоянии проронить ни слова… Казалось, прошла целая вечность. Григорий Иванович вдруг почувствовал довольно бесцеремонный толчок ногой и понял, что надо вставать. Вставая, он уже не видел ни императрицы, ни лиц придворных — все слилось в безликую толпу. Он отошел в сторону и закрыл глаза, а затем медленно направился к выходу…

Через два дня государыня уехала в Царское Село проводить там обычный летний отдых. Надежды на ожидаемую беседу не было никакой… И вдруг приглашение в Село. «Поддержка Воронцова», — решил Шелихов.

Направляясь на прием, Григорий Иванович волновался: он не на шутку боялся, что, когда увидит величественную императрицу вблизи, язык его снова прилипнет к гортани. Однако, проходя мимо громадного трюмо, несмотря на волнение, он внимательно оглядел себя и с удовольствием увидел элегантно, даже роскошно, но не кричаще одетого, привыкшего к дворцовым паркетам придворного, а не какого-то рыльского «презренного купчишку». Расшитый, украшенный кружевами кафтан красиво облегал стройную фигуру. Безукоризненной формы сильные, упругие ноги в атласных белых чулках и красивых туфлях с затейливыми пряжками легко, по-молодому несли их обладателя.

Войдя в широко распахнутые двери кабинета, он быстрым взглядом окинул комнату с одиноко сидевшей за столом в профиль ко входу пожилой, полной и невысокой дамой… Где же государыня?.. В этой стареющей, небольшого роста женщине он никак не мог признать виденной им величественной императрицы, образ которой так ярко запечатлелся у него в памяти.

Робость исчезла и даже сменилась какою-то жалостью к ней, когда он увидел ясные следы свежего слоя пудры, припухшие мешки под глазами и густую сеть лучистых морщинок… Тихий мягкий голос императрицы и пригласительный жест сесть вывели его из оцепенения.

— Я радуюсь вашим успехам, господа российские купцы, — сказала Екатерина, милостиво протягивая руку.

— Стараемся, ваше императорское величество, как только можем, во имя любезного нам отечества и вашей славы, матушка государыня, — Шелихов низко наклонил голову.

— В чем особо нуждаетесь? — спросила Екатерина. — Не обижаете ли туземных обитателей при ясашных сборах?

— Ясак, ваше величество, алеуты платят охотно, дикие же коняги и другие народы сопротивляются, сами по-звериному обитают и в умягчении нравов через веру православную зело нуждаются…

Екатерина взяла в руки перо и, придвинув к себе лист бумаги, что-то отметила.

— Пробовали просвещать светом христианского учения?

— Ваше величество, с христианского увещевания повсеместно начинали. Дикие американцы великое усердие стать христианами являют, от них же первыми — племена алеутские… В воинской помощи, матушка государыня, також нуждаемся. Иноземцы, особливо бостонцы и аглицкие купцы-мореходы, не токмо товар перебивают и знатные цены зря назначают, да на нашу к тому погибель на порох и пушки выменивают. Ловом же звериным сами не промышляют.

— Своими силами не можете справиться?

— Справляемся, ваше величество, да надолго ли сил наших хватит? Большие тысячи войска требуются, а сами поставить можем только две или три тысячи, да и то не дюже надежных… Крепости тоже строить надобно… Торопиться надо захватить острова к полдню ближе, земля наша дюже прохладная, не родит, дожди тоже превеликие… Хлеб у нас дорогой, возим далече, из Сибири…

Екатерина сначала было записала, потом отчеркнула написанное и поставила сбоку большой вопросительный знак.

— Сами-то между собой дружно ли живете, российские промышленники?

Шелихов молчал.

— Говори без утайки…

— Плохо меж собой живем, матушка, чего таить. До кровопролитных дел доходим и тем сами себе прибытки уменьшаем.

— Это очень дурно, — недовольным голосом отметила императрица. — А чего же поделить не можете?

— Набольшого не имеем, которому все бы повиновались, а хозяев много каждый хочет сорвать, жадничает.

Екатерина нахмурилась: ясно было, что неуклюжий намек Шелихова на монополию не понравился.

— Не помиритесь, — твердо сказала она, — чиновника своего пошлю, ему повиноваться будете.

— Силы рабочей, матушка государыня, недостаточно имеем, — постарался Шелихов перевести разговор на другое. — А ремесленников, почитай, и совсем нет.

— Много надобно?

— Да человек бы ста полтора, хотя из сибирских ссыльных, что на поселение выписаны. Многие бы по своей охоте…

Екатерина записала и тихо сказала: «Дам».

— Калгов покупать у них бостонцы и аглицкие мореходы предлагают, вопросительно проговорил Шелихов и, подумав, добавил: — Ремесла иные из них знают…

— Калгов не надо, — нахмурившись, ответила Екатерина и кивнула головой в знак того, что аудиенция окончена.

Шелихов понял и встал, но был остановлен мягким жестом красивой белой руки государыни. Она, низко наклонившись к столу, что-то искала.

— Ах, вот, — она поднесла ближе к глазам исписанный листочек и, пробежавши его про себя, заметила: — Не сказал ничего о школах, о болезнях…

— Школы, ваше величество, стараемся иметь везде и грамоту распространяем, грамотные работники самим весьма нужны, а вот лекаря хушь бы одного и то не имеем…

Екатерина отметила.

— А какими больше болезнями хворают у вас?

— Вереда разные, животом тоже страдают — улитками морскими отравляются да травами дикими. Горячка тоже косит немало…

— А оспа? — живо перебила его Екатерина. — Оспу необходимо прививать, хотя я думаю, что у диких, вероятно, это будет трудно — будут бояться. А сами вы себе прививали?

— Да, ваше величество, у меня привита десять лет тому назад.

— В один год со мною, — улыбнулась Екатерина. — Но ее надо возобновлять, я уже возобновила один раз, года два тому назад, вот! — и, вздернув к плечу широкий рукав, поднесла к глазам сконфуженного и оторопевшего Шелихова обнаженную до плеча руку. На правом предплечье ясно были видны две оспины. — Да, да, несомненно, будет трудно, придется, пожалуй, действовать через их лекарей. У них есть такие?