Георгий Чиж - К неведомым берегам

— Далеко хватил, Григорий Иванович, — усмехнулся Резанов. — Когда же ты…

— Я не для себя так рассуждаю, не я сделать должен, другие — вся Россия, а я только пути намечаю… Другой путь — к югу до самой реки Колумбии или даже до Калифорнии, где земля знатно родит — кормить будет. А по нашу сторону океана — все Курильские острова, до самого Японского государства.

— Так, так… — Резанов улыбался, но слушал с возрастающим вниманием.

— Зверя, вишь, тут морского, кажется, много. Не перечесть, — продолжал Шелихов. — Да поберегать его все же надо так, чтобы он был без переводу. Ты смотри, хороший был еще недавно и прибыльный зверь «морская корова», а где он теперь? В музеях, может быть, да и то скоро не найдешь. Я еще застал его у островов. А что делали промысловики? Печень вырежут, а несколько тонн хорошего мяса выбросят в море. Ну вот, так будет и с китами. Зверя надо беречь… А земля? Мы вот чуть копнули — железо нашли, медь… Об этом надо подумать. Кто может навести порядок? Хозяин, а ему-то и не дают развернуться, всячески мешают. Ватаги наши не хозяева — разбойники…

— Пойми, друг, — повысил он голос, — я не монополии, я порядка добиваюсь и мощного капитала. С «пятачком» можно урвать то тут, то там. А нам великое товарищество нужно — с миллионами… Польза, прибытки — это потом, они не уйдут… Кто же будет защищать нас? Сами? Да разве новые рубежи, что мы создаем государству, можем сами защитить! Правда, пока поневоле стараемся, а что видим? Чуть где-нибудь наладили, придут Куки, Чатамы и выхватят подготовленное из-под носа, нагадят и уйдут. Так вот и бьемся… Вы там в столицах сидите да похваливаете нас… Хорошо… А надо и помогать!.. Просил я тотчас после удачи Лаксмана в Японии послать новую экспедицию. Матушка царица поняла, что дело не терпит, — к сибирскому генерал-губернатору… А у того, вишь, денег нет. Да надо бы экспедицию не от него, а высокую — от государства… Ну и застопорилось. Зачинать, что я затеял, конечно, можно, но дальше надо разворачивать это дело. Хватит ли меня? Капиталу у меня для своего дома довольно, нажить сумею и больше, но в этом ли дело! Я хочу, чтобы с уважением и трепетом говорили не «Англия», а «Россия». Понимаешь, Россия, а не какая-то там Ост-Индия. Наша Российская Америка, вот что нужно… И достигнуть этого могу! Генерал Пиль правильно доносил в Петербург царице: «Заведется Удинский порт, и умножатся при оном военные силы ваши». Но пока их нет… Вот хочу дорогу на свой счет от Охотска к Иркутску построить, измучился, а разрешения все не имею. Открыть Удинский порт для купеческих кораблей тоже не могу… Ты подумай, Николай Петрович, Кантон, Макао, Батавия, Филиппинские острова ждут нашей торговли. С ними и разговор может идти не об одних китах, а обо всем, чем так богат наш и американский пустопорожний сейчас и север и юг. А у нас руки связаны, и никто в столицах не может и не хочет объяснить, насколько все, что говорю, важно. Сандвичевы острова не займем, попомни — другие займут. А Сахалин и река Амур? Неужто можно спокойно сидеть и ждать, когда сядут другие? Не дай бог увидеть это… Ты спрашивал о промышленнике Звездочетове, которого я на Курилы послал с партией. Я и сам знаю — ненадежный человек, может загубить все дело на Урупе. Но ведь другого-то, лучшего, нет!

Резанова оглушила перспектива разворота дел, начатых Шелиховым, перерастающих на глазах в целое государство. Это был целый, связный и продуманный план, для осуществления которого мало было одной жизни…

— Григорий Иванович, — произнес он неуверенно, — я хорошо понимаю и целесообразность и осуществимость вами задуманного. Однако без помощи человека, который бы думал, как вы, и умел бы действовать на петербургской почве, не обойтись… Есть у вас такой человек в Петербурге?

— К тому, голубчик, и гну… Нет… За деньги таких в Питере найдешь хоть нескольких, даже честных и знающих, и вес имеющих, а вот такого, который зажегся бы и горел, покуда жив, такого у меня нет… На островах нашел такого — Баранова Александра Андреевича. Загорелся, признаюсь, он не сразу, а как вспыхнул — ну, прямо удержу нет: и не только исполнит все в акурате, а еще и подскажет, предусмотрит… Ну, словом, лучшего не надо… Зато компаньоны мои, прямо скажу, грабители — в ложке воды готовы утопить. А с ними и братец мой родной Василий — продажная душонка… Вот и посуди: в Иркутске живу, как на вулкане: ходи да оглядайся кругом. В Охотском — сам видал… Наезжаю сюда каждый год, а то и два раза. А нужно бы просто жить здесь да глаз не спущать — отсюдова все снабжение, отсюда и дурную славу пущают. Эх! — Он махнул рукой и долго ехал молча.

— Много претерпевает от оговоров и Баранов. Обносят его передо мной всячески. Я, видишь ли, — Шелихов усмехнулся, — притворяюсь, что верю клевете и оговорам, запрашиваю его, что, мол, так и так. А он опасается, честная душа, что я и впрямь могу поверить клевете, огорчается и оправдывается… Не понимает, что иначе не скажешь ему в письме: «Бди и смотри, чем не брезгуют враги, научись различать их».

Шелихов весело засмеялся и прибавил:

— Люблю я Александра Андреевича всей душой. Да и он меня премного уважает…

Разговор возобновился вечером у костра, после ужина, при длительном чаепитии. Шелихов хворостинкой старательно подравнивал края костра.

— Я давеча не окончил разговора с тобой, Николай Петрович, — задумчиво проговорил он, сдвигая вылезающие из огня потрескивающие сучья.

— Слушаю, — встрепенулся Резанов.

— Так вот, видишь ли: я здесь, в Иркутске, при губернаторе, Баранов на островах, с промышленными и американцами, а в Питере, так скажем, ты при царице.

Шелихов остановился, Резанов молчал.

— Только, видишь ли, в чем тут загвоздка… Нанять тебя, хотя бы и за большие деньги, нельзя…

«Нанять!» — Резанова покоробило от этого грубого слова. В замешательстве он поднялся на ноги.

— Надо сделать так, чтобы мои дела стали нашими, понял?

— Григорий Иванович, — тихо сказал Резанов, подходя и подсаживаясь к Шелихову. — Григорий Иванович, я вот все хочу сказать, да не решаюсь… Выдайте за меня Анну Григорьевну. Люба она мне, да и от меня как будто не отворачивается.

— Договорился, что ли, с ней? — спросил Шелихов.

— Нет, ни с нею, ни с Натальей Алексеевной я не говорил. Ждал случая сначала поговорить с вами.

— Отвечу прямо и коротко: это было бы лучше всего, — весело проговорил Шелихов. — Но учитывать надо здесь вот что: первое — молода и учения еще не кончила, а второе — хочет ли, ибо неволить не буду… Разрешим это дело в Иркутске, а пока что обнимемся, дорогой.

Они обнялись и потом крепко пожали друг другу руки.

На следующий день, когда они опять расположились у костра на привале, ехавший навстречу им якут привез письмо от Натальи Алексеевны. Шелихов по прочтении молча протянул его Резанову. Сообщая о различных семейных новостях, Наталья Алексеевна писала: