Владимир Иорданский - Африканскими дорогами

Мы расспрашивали этих молодых ребят, на какие средства они все-таки существуют, почему не возвращаются в провинцию. Большинство говорило, что их поддерживают родственники, которым они помогают по дому, работая в их лавках или мастерских. Те, кто приехал в Аккру из провинции, не хотели даже думать о возвращении в родные места.

— Нас высмеют, как не способных ни к чему неудачников, — говорили некоторые из них. — Да и что можно заработать в деревне? Кругом бедность. Мы бесправны, старики и вожди распоряжаются всеми делами.

Что закрывать глаза! Многие из этих хороших и умных ребят постепенно скатывались на дно, теряли свою моральную, внутреннюю силу. В полиции нам рассказывали, что среди задержанных преступников много молодых парней. Иной раз они сбивались в большие группы, которым давались названия, навеянные западными боевиками. Их постепенно засасывала трясина уголовщины.

Ребята помоложе занимались вечерами «охраной» автомобилей у кинотеатров — протирали стекла, смахивали пыль, показывали, как быстрее выехать со стоянки после конца сеанса, причем отдельные их группы ревниво оберегали «свои» кинотеатры от посягательств конкурентов. Их товарищи постарше участвовали и в сбыте контрабанды, и в торговле наркотиками, а иной раз и в ограблениях. Преступность стала поистине бичом многих крупных африканских городов.

Но вот работа найдена. Особенно ценится место или в крупной компании или на государственной службе. Там и заработная плата выше, и рабочий день точно определен, наконец, и положение прочнее, чем у какого-нибудь мелкого предпринимателя. Важно и существование в крупной компании профсоюза. Объединяя рабочих и служащих, он придает им силу, которой они не имели бы, будучи неорганизованными.

И все-таки жизнь была трудной. Африканские семьи — большие, и нам часто приходилось встречать по пять-шесть и больше детей в одной семье. Их надо было одеть, накормить, купить для них учебники, тетради и другие школьные принадлежности, стоящие в общем довольно дорого. Само образование было бесплатным, и родители обычно не щадили сил, чтобы дети могли ходить в школу. Тем не менее нам не раз доводилось встречать детей, которые нигде не учились. Обычно это бывало в семьях переселенцев с севера, особенно бедных, с трудом приспосабливающихся к городским условиям.

Помимо детей работающий мужчина должен был содержать и своих стариков родителей. Правда, в Ниме, где главным образом жили отходники-крестьяне, стариков было немного, они оставались в деревнях. Но очень часто в домах, которые мы посещали, гостили приехавшие из провинции родственники, иногда остававшиеся в городе неделями. Скромной заработной платы рабочего или мелкого служащего, конечно же, не могло хватить на все эти бесчисленные и в то же время совершенно обязательные расходы.

Мне редко, да и то преимущественно среди людей богатых и европейски образованных, доводилось встречать мужчин и женщин, полностью свободных от чувства долга по отношению к своим менее удачливым сородичам и соплеменникам. Иной раз, проклиная свою слабость, свою нерешительность, свою неспособность порвать связи, ставшие обременительными, люди склонялись перед требованиями гостеприимства, взаимовыручки и продолжали нести бремя зависимости от своей деревенской общины, от своего клана. Иногда до полного разорения, до нищеты.

Парадоксальным образом именно на этой почве по всей Тропической Африке распространилось ростовщичество. Ростовщик, правда, редко вел большие дела и предоставлял крупные ссуды; действуя среди бедняков, он и ссужал им гроши. Но под высокий процент.

В этом обществе, где каждый ради ближнего буквально снимал с себя последнюю рубашку — пусть не всегда вполне добровольно, — ростовщик был неким психологическим извращением. Он воплощал антитезу традиционной этики, и обычно им был иноплеменник, который не ощущал никаких связей с живущими рядом людьми. В его глазах это были чужаки, хуже того, существа ущербные, в отношениях с которыми можно было чувствовать себя свободным от обязательных среди соплеменников норм нравственности.

Ростовщичество, таким образом, представляло скрытую сторону «медали» — архаичной этики с ее требованием солидарности и взаимопомощи среди людей одной крови при одновременном презрении к «инородцам». Этой своей стороной архаика легко «вписывалась» в окружающий ее мир. В лихоимстве находили выход обостренные капитализмом страсть к накопительству и обогащению, страсть к господству над людьми, к той власти, которую приносили с собой деньги.

Среди ростовщиков Аккры было немало торговцев, но нам называли и имена чиновников, крупных землевладельцев, юристов. Кто же попадал в их паутину?

Как-то утром мы подъехали к небольшому домику в бедняцком квартале и, не выходя из машины, решили понаблюдать, кто постучит в его грязную, окрашенную в ядовитый зеленый цвет дверь. Первый клиент был доставлен черным официальным «мерседесом». Он торопливо выскочил из автомобиля и, закрывая лицо свернутой в трубку газетой, прошел в дом. Через полчаса подошли две бедно одетые женщины, затем мужчина в шляпе и с тростью. Подолгу никто из них у ростовщика не задерживался.

Решились зайти в этот дом и мы. Ростовщик оказался высоким, полным, начавшим лысеть мужчиной. На его левой руке поблескивал массивный золотой перстень, из-под манжеты рубашки виднелись золотые часы на золотом браслете. Глаза были скрыты за темными стеклами очков опять-таки в золотой оправе.

— Что вам угодно? — вежливо спросил он.

Мой спутник начал говорить о возможности получить ссуду, но хозяин дома резко его оборвал, сказав, что этими делами не занимается. Встав, он проводил нас до двери. Видимо, что-то в нашем облике возбудило его подозрительность.

Мы не были обескуражены. Среди тех, кого мы знали, было немало людей, испытавших на себе, что такое лихоимство. Один из них позднее нам рассказывал:

— Вы спрашиваете, кто обращается к процентщикам? Да все — от сторожа до министра. Разница в том, что сторож просит о десяти шиллингах, а министр — о тысяче фунтов. Ростовщик содержит осведомителей, которые сообщают ему о положении должников. Да и сами должники охотно рассказывают ему друг о друге. Он выжидает, пока его клиент не запутается, пока нельзя будет ободрать его как липку. Если должник не в состоянии вернуть заем в срок, вексель переписывается уже на большую сумму. За год долг может вырасти вдвое, а то и втрое.

Вечером, в начале седьмого, когда быстро темнело, откладывались до завтрашнего дня сегодняшние заботы. Постепенно заполнялись народом маленькие, тесные закусочные «чоп-бары», где бойко торговали дешевой снедью, пивом и из-под прилавка самогоном — «акпетеши». На полную мощность включались радиоприемники, и из дверей «чоп-баров» далеко вокруг разносилась музыка. Ночная жизнь вступала в свои права.