Луи Буссенар - Охотники за каучуком

Маркиз засыпал обычно сразу же, как только голова его коснется подушки или того, что в данном случае заменяло ее. Но на сей раз против ожидания его как будто била лихорадка. Он вертелся с боку на бок, не в силах сомкнуть глаза, и в конце концов принялся сердито ворчать:

— Всегда сплю словно мертвый, из пушки не разбудишь… Какого же черта сегодня не могу сомкнуть глаз?! Я устал, раздражен… Какое-то безотчетное беспокойство… А тут еще этот чертов эльзасец храпит на всю округу! Спит хоть бы хны. А я что же?.. Не понимаю, что все это значит… Все тело зудит, руки и ноги ломит. Кидает в дрожь. У меня жар, даже говорить тяжело. Пить хочу… Неужели я болен? Боже мой! Подхватить лихорадку посреди хинных зарослей! Неплохо придумано! А может, это еще что-нибудь, похуже?

Маркиз, к несчастью, не ошибался. Первые симптомы какой-то ужасной болезни были налицо. Он провел без сна всю ночь.

Наутро Шарль очень удивился, заметив, что друг его не спит, и поинтересовался, здоров ли тот.

Маркиз, совершенно разбитый, с головной болью, дрожью в ногах, рассказал о своих злоключениях и попросил воды. Шарль принес немного, и больной жадно выпил ее.

Когда солнце поднялось высоко и осветило лагерь, Маркиз спросил:

— Месье Шарль, что бы это значило? Все мое тело покрылось крошечными волдырями с булавочную головку. Внутри них какая-то светлая, желтоватая жидкость. Они ужасно чешутся!..

Шарль подошел поближе, осмотрел Маркиза и, покачав головой, произнес:

— Это означает, что вы платите за ту пищу, которую мы едим с самого Боа-Виста. Вы злоупотребляли перцем, соленым и копченым мясом, рыбой. Плюс здешнее солнце, колючки, пот. От всего этого у вас горит кровь.

— Болезнь больших лесов, — со знанием дела добавил мулат.

— Медики называют это экземой. Она вызвана всеми теми причинами, что я вам только что перечислил.

— Но это абсурд! — вскричал Маркиз. — У меня нет времени болеть. Не говорите глупостей! Здесь нет ни больниц, ни амбулаторий! А я вовсе не хочу обременять вас своими недугами. Это ведь не серьезно, правда? Вы знаете: я не боюсь ни боли, ни смерти. Моя философия проста: чему быть, того не миновать. Ничто не вечно под луной. Единственное, что меня беспокоит, так это перспектива оказаться обузой для вас, замедлить путешествие, стать еще одним тяжелым мешком в вашем багаже…

— И так далее, и тому подобное… Благодарю вас, Маркиз. Вы должны понять, что все ваши измышления совершенно бесполезны, чтобы не сказать оскорбительны.

— Короче говоря — глупости! — подхватил Винкельман. — Друг не может стать для меня обузой.

— Вы изволили только что поведать нам о своей философии. Но и у нас тоже есть некоторая философия. И заключается она в следующем: один за всех и все за одного. А кроме того, вы — пока еще не инвалид. До этого далеко. Надеюсь, что недомогание все же позволит вам благополучно добраться до Курукури. Там мы погрузимся на пирогу, и вам станет легче. Сразу пойдете на поправку.

— От всего сердца благодарю, дорогие мои, — пробормотал растроганный Маркиз. — Я могу идти. Надеюсь, что могу… Я этого очень хочу.

— Как только что-нибудь случится, я тут же потащу вас на закорках. Мне это ничего не стоит, — прервал Винкельман. — Вы не так много весите. Шестьдесят кило! Ерунда!

— Около шестидесяти кило, друг мой. Вы очень любезны. Я от всего сердца благодарен вам. Однако надеюсь все же, что не придется злоупотребить вашей добротой.

— В любом случае можете всегда рассчитывать на меня.

Индейцы, бывшие свидетелями происшедшего, молча взвалили на плечи свою ношу, переглянулись и не спеша направились к востоку.

Маркиз попытался идти сам, хотя суставы его не сгибались и ноги отказывались подчиняться. Спустя некоторое время он все же заявил: несмотря на невыносимый зуд, состояние его не безнадежно.

Шарль и Хозе, по-прежнему на каждом шагу узнавая хинные деревья, теперь уже не так радовались этому. На сей раз они мечтали увидеть совсем другое дерево, именуемое лакр, чей сок индейцы успешно применяют при экземе. Но лакр, как ни всматривались друзья, не попадался на глаза.

За неимением лакра надеялись отыскать хотя бы ямс или батат. Из них можно было сделать муку, подобную картофельной. Известно, что врачи иногда применяют крахмал при экземе.

Однако все поиски, все старания были тщетны. Пока не могли придумать ничего лучшего, как посоветовать Маркизу не пропускать ни единого ручейка. Благо их в округе встречалось множество. Каждый раз несчастный по самую шею погружался в воду, чтобы хоть как-то облегчить страдания.

Время текло медленно, мучительно медленно. Усталость валила с ног. С утра индейцы-носильщики ковыляли еле-еле, а потом понемногу стали убыстрять ход, выбирая самые труднопроходимые тропинки.

Делать нечего. Нужно поспевать за ними и ни в коем случае не терять их из виду.

Поначалу Шарль был удивлен. Потом начал беспокоиться. И чем быстрее шли индейцы, тем серьезнее становилось его беспокойство. Он не мог отделаться от подозрений.

— Честное слово, я бы сказал, что эти негодяи взялись измотать нас. Им нужно, чтобы мы из сил выбились к вечеру и не смогли бы дежурить, замертво свалившись спать.

О том, чтобы уговорить их замедлить шаг, и речи быть не могло. При первой же претензии индейцы-хитрецы остановятся и вовсе откажутся идти дальше.

Быть может, они рассчитывали на то, что болезнь Маркиза сыграет им на руку. Обессиленный молодой человек не сможет поспеть за остальными, и друзьям придется что-то предпринимать.

Однако расчеты не оправдались. Бывший солдат морской пехоты, обладавший невероятной выдержкой и выносливостью, принадлежал к той редкой породе людей, чья жизненная энергия возрастала вместе с трудностями, встречавшимися на пути.

Заговор, если он вообще существовал, провалился. Когда наступил вечер, индейцы и сами ног под собой не чуяли.

Как и в прошлую ночь, белые предприняли все необходимое, чтобы помешать краснокожим сбежать из лагеря. Шарлю пришлось подменить Маркиза в роли повара. Больного уложили на мягкой и душистой охапке листвы.

По своим кулинарным способностям Шарль явно уступал Маркизу. К тому же из-за влажности и жары продукты начали портиться. И все-таки ужин прошел на ура. Аппетит за день невыносимой гонки нагуляли зверский.

Тем не менее Шарль без конца просил прощения за неудавшуюся стряпню.

Винкельман, всегда и всем довольный, старался утешить незадачливого кулинара, уверяя его, что у каждого свои секреты приготовления пищи и свой вкус.

— Свой вкус, — воскликнул Шарль. — Вы слишком добры ко мне. А между тем рыба горькая, перец я, кажется, перемешал с сахаром, специи пахнут муравьями, а мука заплесневела… Это какая-то отрава!