Евгений Спангенберг - Заповедными тропами

Четвероногих хищников — лисицу, дикого кота — сорока не пропустит. Криком оповещая все живое о появлении кота, она часто срывает ему охоту. Даже в ночное время потревоженная сорока лучше откажется от сна, но зато не даст покоя и дикой кошке.

Крик сороки — это сигнал. По нему все жители леса узнают, что идет кот или лиса. По сорочьему крику можно, не видя, знать путь хищника. Вот она продолжительно застрекотала — значит, нашла врага. Короткое, часто повторяющееся стрекотание — сорока преследует идущего хищника. Опять продолжительное стрекотание — хищник бросился бежать и скрылся от сороки в зарослях.

Я знал эти привычки сороки, но в то утро мне хотелось понаблюдать ее преследование. Убить кота я успею в любое время.

Солнце еще не взошло, поселок спал под тихий, мерный рокот морского прибоя. Стараясь как можно меньше шуметь, я пробрался в глубину сада, туда, где виноградники граничили с колючей порослью, и влез на старое густое дерево.

Отсюда весь участок был виден как на ладони. Подо мной расстилались шпалерные виноградники и полосы скошенной пожелтевшей травы. Темно-зелеными пятнами виднелись непролазные колючие поросли. Скрытый листвой, я ждал.

И вот неподалеку от зарослей раздалось резкое в тишине утра стрекотание. На вершину дерева взлетела сорока. Она, нагибаясь, часто подергивала длинным хвостом, всматривалась в густую чащу.

Потом, нырнув, перелетела на виноградную стойку-столбик и коротко застрекотала.

«Началось», — подумал я и пригнулся, чтобы лучше видеть. Между рядами шпалер по скошенной траве медленно шагал камышовый кот.

Он шел к поселку, не оглядываясь, и не спеша переставлял свои длинные ноги. Сорока следовала за ним по пятам. Хищника и птицу отделяло расстояние не более метра. Сорока перелетала со столбика на столбик, дергая хвостом, стрекотала и не собиралась прекращать преследования.

Поселок уже проснулся. Слышался шум стада, куры с кудахтаньем слетали с деревьев, где провели ночь.

Кот шел, не замедляя и не убыстряя шага. Я любовался его выдержкой. Казалось, сорока для него не существовала.

На краю виноградника кот остановился. Его дразнило кудахтанье кур, но он понимал, что с таким провожатым охота невозможна: ведь никто не ходит с барабанным боем на разведку. Как бы ни были глупы куры, к ним при таком шуме не подойти.

Кот ждал — видимо, надеялся, что птица оставит его в покое.

Но сорока, сидя на столбике, вызывающе стрекотала. Последним усилием кот сдержал себя и сделал еще несколько шагов к поселку. Сорока тотчас же перелетела на последний столбик и уселась почти над головой кота. Тело птицы было напряжено, видно было, что она ждет нападения и в любой момент готова взлететь, но не отказаться от своих намерений.

Кот выгнул спину, и в тишине утра до меня ясно донесся отрывистый царапающий звук. Это хищник поочередно вытягивал свои длинные ноги, всаживая когти в лежащее на земле гнилое дерево, срывая с него кору. Конечно, с большим удовольствием он разорвал бы когтями эту назойливую птицу — сороку.

Хищник медленно поднял голову, впервые взглянул на своего мучителя, негромко проурчал «уууу…» и закончил резким «кха!». Однако сколько было в этом несложном звуке бессильной злобы и ненависти к назойливой птице-тирану!

И надо сказать, что в этот момент я всецело был на стороне кота. Сколько было проявлено выдержки, спокойствия, терпения — и все пошло прахом. Пропала охота! Он был бессилен прекратить это издевательство.

Вдруг кот сделал несколько крупных прыжков, но не к сороке, а в противоположную сторону. Еще секунда, и хищник исчез в сплошной зелени, верно рассчитывая скрыться от птицы.

Но сорока и тут не хотела пощадить кота. Усевшись на вершину ветлы, она громко стрекотала. Другие птицы слетались на ее голос. Они возбужденно кричали и кружились над чащей. Более смелые спускались на землю и, осторожно пригибаясь, всматривались в колючую поросль.

Скоро вся компания перелетела на другое место — видимо, кот переменил убежище. Потом сороки стали слышаться все дальше и дальше от поселка. Кот уходил в лес. Там он забьется в чащу и будет лежать голодным: не удалась сегодня охота.

Но все-таки мне нужно было добыть камышового кота. На другой день, взяв ружье, я утром вышел в виноградник. Опять застрекотала сорока. По ее крику и перелетам со столбика на столбик я узнал, что идет зверь, и, выбрав место, стал с ружьем на его пути. Сорока стрекотала все ближе. Я ждал. И вот прямо на меня вышел из зарослей крупный серо-желтый хищник.

Скопа — это большая красивая хищная птица. В отличие от многих других хищников — орлов, коршунов, ястребов — она никогда не нападает на птиц и крайне редко ловит мелких млекопитающих. Посадите скопу в одну клетку с голубем или кроликом, и они будут жить мирно. Почти единственная добыча скопы — крупная рыба. Ловит она ее замечательно ловко. Скопа — птица, населяющая весь земной шар, но держится она только там, где есть обширные прозрачные водоемы, в которых можно добыть пищу, где есть деревья и скалы, на которых она устраивает свои массивные гнезда. У нас скопы распространены очень широко, но особенно много их на юго-западном побережье Каспийского моря, в районе портового города Ленкорани. Во время своих выездов туда я наблюдал этих пернатых в большом числе и один раз, при попытке добраться до гнезда птицы, попал в крайне затруднительное положение.

Всю жизнь, с самого раннего детства, я не могу видеть равнодушно гнезда скопы. Я часами любуюсь им, хотя в нем как будто и нет ничего особенного. Гнездо сооружается из толстых кривых ветвей и сучьев, но как бывает живописна эта огромная куча хвороста, укрепленная на самой вершине великана дерева. Конечно, это может не всем нравиться, как, например, не всем нравится кваканье в пруду лягушек и одновременно песнь соловья. Скажите об этом завзятому горожанину, редко бывающему среди природы, и он будет над вами смеяться, а другие скажут, что для них это самая лучшая музыка. Но это уж, конечно, дело вкуса, и каждый прав по-своему. Так или иначе, но когда я приехал весной в Ленкорань и увидел много скоп и их гнезда, мне стало как-то особенно радостно. «Вот, — подумал я, — будет интересно понаблюдать за этими чудными птицами. А быть может, мне удастся добраться до гнезда скопы и достать кладку яиц для своей коллекции». Однако большинство гнезд, попадавшихся мне во время экскурсий, помещалось на таких огромных деревьях, что влезть на них не представлялось никакой возможности. Мало того, что деревья оказывались очень высокими и в нижней своей части лишенными сучьев, но главное — они были в два-три обхвата. При этих условиях лазанье становилось крайне опасным, так как, не имея возможности обхватить дерево руками, на нем почти невозможно держаться.