Евгений Спангенберг - Заповедными тропами

«Недавно, — писал он, — в наших горах убили интересного зверя, я никогда такого не видел. Величиной этот зверь немного меньше волка, рыжий, как лиса, и хвост у него, как у лисы, длинный и пушистый. Морда узкая, длинная, уши толстые и круглые, по-киргизски называют чо. Как называют такого зверя по-ученому?»

Этого краткого описания для меня было достаточно. Рыжая окраска, толстые и круглые уши — эти признаки давали возможность предполагать в убитом звере красного волка.

Десять минут спустя я уже был на почте и дал телеграмму следующего содержания: «Срочно купи красного волка, сохрани шкуру и череп, оплатим пятьсот».

Ответ Андрея привел меня в уныние: «Зверя сдали на заготпункт, череп брошен в горах, искал, не нашел».

Какая досада — упустить такую редкость, притом найденную в Средней Азии, где его обитание не вполне доказано и вызывает постоянные споры среди ученых! Но жизнь идет своим чередом, а время делает свое дело. Острая досада переходит в сожаление, сожаление — в воспоминание.

Прошла зима, потекло с крыш, оживленно зачирикали воробьи. Как и всегда в это время года, меня потянуло из многолюдного города на свободу, к природе. Пять суток пути в скором поезде, и я вновь в прохладной Сосновке, где нет изнуряющей жары, где ночи прохладны, как на севере. Первые увалы уже покрылись яркой молодой зеленью, а выше, где крутые склоны поросли темным арчевником, пятнами белел снег, в ущельях клубились туманы. Я вновь экскурсировал, собирал птиц и млекопитающих, записывал свои наблюдения в дневник. Но в первое время мои экскурсии ограничивались окрестностями селения, и я только с завистью поглядывал на вершины, казавшиеся мне недоступными.

Прошло несколько дней, я достаточно свыкся с разреженным горным воздухом, все выше поднимался в горы и наконец предпринял поход в Битью. Это ущелье уже издавна привлекало меня обилием животных, необыкновенной красотой и суровостью.

Мы с Андреем вышли из Сосновки ранним утром, поселок еще спал, сумерки окутали нас, впереди шумела и пенилась Кара-Балта, от нее тянуло холодом. Двадцать километров — это не расстояние для людей, привыкших к дальним переходам по равнинам, но двадцать километров в горах — это не шутка. Нельзя спешить, необходимо бережно расходовать свои силы. И хотя нас тянет скорей вперед, мы медленно идем по ущелью, поднимаясь все выше и выше. Узкая тропинка извивается змеей то у самой Кара-Балты, то взбегает по крутому склону, чтобы вновь спуститься к потоку. Мы минуем легкие мостики, преодолеваем обвалы, загромоздившие нашу дорогу, и с каждым пройденным часом приближаемся к цели. Но чем выше поднимаемся мы, тем уже становится ущелье. Местами оно переходит в узкий коридор, на дне которого ревет вода, катятся по руслу и рокочут тяжелые камни, а по сторонам — отвесные утесы, там, в голубой выси, прикрытые арчевым лесом. Выше арчевника широко раскинулись альпийские луга, над которыми вновь встают великаны утесы — белые зубчатые вершины их упираются в самое небо.

Труден и опасен был путь по Кара-Балте в то время. Горные обвалы иной раз совершенно загромождали дорогу, не позволяя двигаться дальше. Но и тогда по Кара-Балте шли скотоводы. Они стремились к перевалу, за которым широко раскинулась высокогорная долина Сусамыр — «дом отдыха для киргизской лошади». Худых, с разбитыми спинами, едва передвигавших ноги лошадок медленно гнали по ущелью. Местами, там, где путь становился для утомленных животных слишком тяжел, их втаскивали на арканах по крутой дороге. Проходило время — и прохлада, здоровая пища, отсутствие оводов и мух делали свое дело. К осени табун красивых и бодрых лошадок спускался по ущелью.

Ныне из Чуйской долины вдоль по Кара-Балте проложена дорога. Упорный труд человека сделал Сусамырскую долину вполне доступной. А в то время… Я никогда не забуду один сыпец. Громадный и крутой, на сотню метров он делал дорогу крайне опасной.

Когда я приближался к нему, у меня всегда появлялось желание вернуться обратно. Едва вступал на него человек, как он, глухо рокоча камнями, начинал двигаться вниз все быстрей и быстрей, пока не обрывался к потоку. Никаких промедлений, спешно бежать вперед, а иначе вместе с камнями вас унесет к отвесной стене и дальше, в Кара-Балту. Но вот сыпец позади, еще один предательский мостик, узкий, гнилой и скользкий от сырости и плесени. Стесненный обломками скал, под ним пенится и ревет поток. Три быстрых напряженных шага, вас обдает водяной пылью, и вы вне опасности. Риск позади. Слева от нас начинается боковое ущелье Битья. Перед входом в него мы отдыхаем. Рядом катится вода, в стороне ворчит побеспокоенный нами сыпец, над потоком свистит и поет синяя птица.

В Битье, в километре от ее выхода в ущелье Кара-Балты, жил киргиз-охотник Мурат. Я с ним еще не был знаком, но его хорошо знали жители Сосновки. Зимой он туда постоянно привозил мясо. Его прокопченная дымом юрта стояла на зеленой лужайке в глубине ущелья. Мы не застали хозяина дома — он с утра ушел за козлами. Нас встретил шестилетний черноглазый мальчик — сын Мурата. Уже с первого момента нашего знакомства он расположил меня к себе живым и веселым характером.

Сбросив с себя заплечные мешки и ружья, мы устроились близ юрты на воздухе. У основания огромного камня, величиной с двухэтажный дом, запылал костер. Нам нужно было сварить ужин, состоящий из пшена и убитых по пути кекликов. Когда все приготовления были закончены, каждый из нас занялся своим делом. Я снимал шкурки с добытых птиц и заносил наблюдения в дорожную книжку. Андрей чинил свою обувь, а кругом свистели сурки — их было множество, на сизых скалах перекликались альпийские галки.

Наш юный хозяин, оторванный от сверстников и вообще от людей, видимо, крайне тяжело переживал свое одиночество и был очень рад нашему приходу. Он всем интересовался: нашими ружьями, патронами, инструментами, расспрашивал о назначении того или другого предмета. Но в то же время его маленькая фигурка носилась от костра к юрте, от юрты к большому камню. Он вмиг натаскал дров, умело разложил костер, ощипал кекликов и разделал их мясо, а сейчас следил за огнем и болтал без умолку своим мягким говорком. С ним невозможно было скучать. За несколько минут он сообщил нам массу всевозможных новостей.

— Ты знаешь, отец для тебя яйцо достал!

И, не ожидая моего вопроса, он вмиг вскарабкался на огромный камень, сунул свою маленькую ручонку в глубокую трещину и показал мне сверху яйцо черного грифа. Через секунду он вновь был у костра, рассказывая, что два дня назад из соседнего ущелья к ним заходил охотник Казакпай и что сегодня отец ушел за козлами до рассвета, так как они уже два дня сидят без мяса. Когда же все новости были исчерпаны, он рассказал нам простенькое киргизское предание об одном горном охотнике и его сыне. Им я хочу поделиться с читателями.