Вячеслав Веселов - Футбол на снегу

Я перекладываю руль, и темный нос траулера, который до этого неподвижно висел над белесой стеной тумана, трогается влево.

Луна желтым шаром катится право, мелькает в окнах рубки, а под ней черный нос корабля летит в другую сторону.

Один короткий миг я вижу эту картину со стороны: в ночном океане над бездной тяжело ворочается одинокое судно.

Штурман не отходит от самописца. Прибор рисует угольно-черные пики и зловещие пропасти между ними.

Лента самописца напоминает китайский свиток, на котором старый мастер тушью изобразил горы. Мы доворачиваем влево и вправо, стараясь удержаться на изобате. Перепады глубин часты и внезапны. Еще несколько минут траления, и мы стремительно летим в каньон.

Выбираем трал: лапки у досок вырваны, мешок — в клочья.

— Что делать будем? — спрашивает меня Шабордин.

Нашел кого спрашивать.

— Пошли на север, — говорю.

— Правильно. — Штурман ухмыляется. — Там «Мценск», кажется, сделал несколько удачных тралений.

Пока на палубе переходят с трала на трал, мы связываемся с «Мценском».

— Алло, «Мценск», — зовет штурман. — Где вы застолбили местечко?

— Поставил буй на норде в пяти милях от базы.

— А как ходите?

— На зюйд.

— Истинный зюйд?

— Какой же истинный! Здесь каньон. Своей вершиной он выходит к базе. Вот мы и ворочаем: сначала к зюйд-осту, потом к осту, потом к норд-осту… Такой подковой.

— По каким глубинам?

— Сто пятьдесят-двести метров.

— Крупная треска?

— Отличная. Филейная.

Туман рассеивается. Идем полным ходом.

— Право на борт!

Винт взбивает воду, она летит из-под кормы полукружьем белой пены, за ней стекловидная масса воды, просвеченной прожектором, а дальше тьма, чернильной густоты океан и ночь.

— Трал за борт!

Вытравили ваера, идем потихоньку.

Пять… десять… пятнадцать минут. Все пока хорошо. Самописец тянет ровную нитку грунта. Но тревожные предчувствия нас не покидают. Вот оно! Двести двадцать… двести тридцать… двести пятьдесят метров. Лезем в каньон.

— Влево, «Монголия», — кричит «Мценск», — влево забирайте, а то провалитесь в каньон.

Осторожно доворачиваю влево. Глубина, похоже, установилась.

Пять минут спокойного траления, и мы снова сползаем в каньон. Еще доворот. Еще несколько минут… Ощущение такое, будто мы тащим траулер на своих плечах.

Небо на востоке светлеет. Поднимаем трал: десять тонн!

В рубку заглядывает капитан.

— Ну спасибо, рыбаки! Уважили, — Он подмигивает мне. — Рыбалишь? Добро, добро… Не боги горшки обжигают.

Идет выборка ваеров. Добытчики появляются на палубе под надсадное пение лебедки, молодые, рослые, с ножами на поясе, посасывая свои послеобеденные сигареты.

Мрачноватый Иван Безрода запустил бороду и теперь похож на суриковского стрельца («мужик с дурным глазом»); Эдик Левицкий менее живописен, это миловидный, аккуратный мальчик, вчерашний школьник; рядом с ним Костя Шорохов, мордастый парень в свитере из верблюжьей шерсти и а шапочке с помпоном; братья Багрецовы — оба высокие, краснолицые, с пшеничными бородками — этакие варяги. Старшина вахты Анатолий Шитов стоит чуть впереди своих парней. Обычно приветливое и открытое, лицо его сейчас напряжено, губы закушены, взгляд застыл на ваерных роликах.

Не спеша, даже с какой-то ленцой, ребята занимают рабочие места.

Выборка ваеров закончена, и траловые доски с грохотом приходят на борт.

Тут они преображаются. Раз — на доски наброшены стопорные цепи, два — доски отключены, три — начинается выборка кабелей. Вот рыба уже в ящике, ловушки проверены, мешок завязан. Взмах руки — и трал снова летит за борт.

По-разному сложные или простые, эти операции следуют одна за другой без малейшей задержки. Вахта Шитова работает с поразительной свободой, легкостью и даже артистизмом.

Правда, тут вот о чем надо сказать: рыбу мы перестали ловить. Не было ее вчера. И сегодня нет. А команда знает: виноваты добытчики, наша траловая команда. На банку пришла треска, соседи ловят. Рядом стоит на якоре траулер, оба борта завалены рыбой.

Утром сменили трал, проверили ловушки. Сделали траление — ни одного хвоста. Замерили ваера — разница всего метр. Значит, ваера тут ни при чем.

Шитов стоит с капитаном на корме. Лица у обоих скучные. Капитан достал пачку, заглянул (пустая!), скомкал, швырнул за борт.

— Как лебедка?

— В порядке. Хорошо тянет.

— Ума не приложу! — Капитан с хрустом расцепляет кисти рук. — Не было у меня такого. Ведь все проверили. Все! Ни черта не понимаю. Прямо руки опускаются.

Капитан, кажется, сломался. Он уже не замечает, что стал раздражительным и грубым, поднимаясь на мостик, забывает здороваться, кричит на помощников.

— Ну, — нетерпеливо спрашивает он тралмейстера. Тот начинает что-то говорить. — Да нет же, — взрывается капитан. — Не может этого быть!

Тралмейстер уходит.

Капитан долго молчит, потом начинает как бы сам с собой:

— А что, если…

— Нет, — говорит Шитов, — не в этом дело.

Капитан опускает голову.

— Да, конечно…

Он не отходит от Шитова, ждет, надеется, верит ему. Но надолго ли хватит этой веры. Вторые сутки мы ловим только-только на уху.

Я вспоминаю, как однажды Шитов консультировал по радио тралмейстера одного из рижских БРМТ.

Впрочем, он больше спрашивал, чем говорил, так что рижанин скоро потерял терпение и начал заводиться. Шитов, будто ничего не замечая, продолжал задавать вопросы и наконец сказал: попробуйте сделать то-то и то-то. «Ладно, попробуем», — буркнул тралмейстер.

Через несколько часов рижанин позвал нас:

— «Монголия», попросите на мостик Анатолия Петровича.

— Спит Петрович.

— Ну хорошо. Передайте спасибо тралмейстеру. Большой он у вас умница.

— Он у нас не тралмейстер, а старшина вахты.

— Вот как! Повезло вам, «Монголия».

Пересменок. Я заступаю на вахту. С высоты кормовой рубки мне видно, как из столовой выходит Шитов. Он переоделся: вылинявшие, но чистые бумажные брюки, белая рубашка, волосы блестят после душа, в руке сигарета.

Поднимаем трал: опять перевернулся мешок! Шитов отбрасывает сигарету и, забыв, что на ногах у него шлепанцы, бежит по сырой палубе к слипу.

Он выходит к каждому тралу, смотрит, как объячеивается рыба, как идет мешок…

Постепенно в его голове разрозненные причины наших неудач складываются в цельную картину, и затем следует открытие. Левый ваер давал сильную раскрутку, и мешок переворачивался. Промер ваеров ничего не давал, потому что ваер начинал раскручиваться после поворотного ролика, а при выборке скручивался опять.

Лихорадочная работа, торопливые приготовления к спуску, тридцатиминутное траление, и мы поднимаем полный мешок.