Вячеслав Веселов - Футбол на снегу

— Помню, прошли Фареры. Ветер — в зубы, волна выше сельсовета. Не приведи господь!

И все. Больше ни слова.

— А зимой? — спрашиваю.

— Зимой не сахар. Ловили раз на Медвежке. Минус двадцать семь. Приходилось окалываться.

Это уж я сам должен восстанавливать картину зимнего промысла, когда дико кренится палуба и волна пушечно бьет в борт, валит с ног и несет моряка по палубе; когда у вахты белеют пальцы, а рыбины, словно деревянные, и судно все пляшет на волне, а лица у рыбаков горят, точно они сидели перед раскаленной печью (о чем они и мечтают); а тут после пустых дней наконец пошла рыба, и все на палубе, только «дед» в машине и капитан на мостике, а после вахты все валятся в постель как убитые, и у новичков гудят спины и пальцы не разгибаются…

— Ну, а дальше, — спрашиваю, — дальше?

— Что дальше?

— Страшное же дело, — говорю, — ночь, декабрь, лед. Опасно ведь.

— А как же. Помню, кто-то уже пикал: крен семьдесят градусов.

Это он про SOS пикал.

Прямо по курсу, где-то совсем рядом, банка [1] Банка — отмель, опасная для судов. . На экране локатора все чаще появляются яркие всплески — суда.

— Теперь смотри, — говорит капитан вахтенному штурману. — Их сейчас будет как гороху.

Утром, когда туман рассеется, мы увидим этот «горох» — старые, с причудливо расписанными трубами португальские и испанские траулеры, маленькие и нарядные, похожие на игрушки, канадские корабли, мурманские, калининградские морозильные траулеры.

О приближении промысла говорит эфир, наполненный щелканьем и свистом раций.

— «Чехов», добрый вечер! Как рыбалка? Какими глубинками ходите?

— Ничего, удим помаленьку. Подняли пять тонн. Окушок. Мелкий, правда… Надо спускаться южнее.

— Алло, 24-й! Это вы лежите в дрейфе в норд-остовом конце траления? Ответьте 317-му.

— Нет, 317-й, мы у вас на траверзе. Это вроде иностранец валяется. Мы тоже не могли его дозваться.

Мы идем в холодном сыром тумане, в котором вязнет гудок и бесследно исчезают суда. Вот и пропали два корабля, всю вахту сопровождавшие нас.

— Палубной команде выйти на спуск трала!

Подано питание на лебедку, включены на корме прожекторы, и с ходу, все дальше зарываясь в туман и припадая на волнах, которые сечет дождь, мы спускаем за борт свой первый трал.

Так начинается промысел. И сразу замечаешь смену ритмов: уже не бег и мерные удары винта, а ход, медленный, натужный, потому что за кормой у нас больше тысячи метров «веревок», как рыбаки называют трал. И будят теперь тебя где-то среди ночи, в самый сладкий час сна. Надо привыкать. Отныне наши сны и бдения подчинены промысловому расписанию. Торопливо пью чай в полупустом салоне и поднимаюсь в кормовую рубку. Ночью горизонт кажется неправдоподобно высоким. Его, собственно, нет, и лишь по чужим огням можно судить, где кончается небо и начинается океан. Когда наш траулер проваливается на волне, огни дальних кораблей взлетают в небо. Они ходят в вышине далеко над нами, словно самые крупные звезды.

Ноет лебедка, выбирая ваера. В свете прожекторов видно, как летит над сырыми досками палубы водяная пыль, как кипит вода вокруг трала. Вот он появился в узкой прорези кормы. Завизжали, загрохотали, дробно застучали по слипу бобинцы — полые металлические шары, и скоро с шипением и шорохом вполз на палубу трал. Под пение моторов он полез вверх, повис на грузовой стреле. Тралмейстер взмахнул ножом у основания ловушки, и на палубу живым потоком вылилась рыба. Наш первый улов: золотисто-алые окуни, матово отсвечивающая треска, ржавые блины ершей, пестрые зубатки со старушечьими мордами, тугие слитки скумбрий. Рыба трепещет, извивается, раздувает жабры, исступленно колотит хвостом по палубе и наконец затихает.

Трал снова за борт.

Так начинается промысел — бесконечная череда спусков-подъемов.

Через сутки подъемы уже не превышали полутора тонн.

— Какие же это к дьяволу подъемы, — мрачно говорит капитан. — Так мы и на ягодный кисель не заработаем.

Хотя группа рассеялась и часть кораблей спустилась южнее на шестьдесят миль, капитан не решается уйти.

— Видишь, — говорит он вахтенному штурману, — португальцы упорно пасутся на норде. Надо там пошарить.

Капитан не любит бегать. Он выжидает. И действительно, очень скоро рыба на южном склоне банки скисает. Прошел косяк налима — и нет его. Капитан оказался прав. Он снова ждет. Однако капитанские помощники не разделяют такой стратегии. Они сторонники решительных действий.

— Промысловая выдержка — конечно, прекрасная вещь, — рассуждает старпом, — но это палка о двух концах. Допустим, захватил кто-то вспышку рыбы, сделал одно-два траления — и конец. Побежал в другой район. Рыба и там кончилась. Ясное дело, проиграл. А я, дескать, лучше подожду. Только где гарантия? Но ведь есть капитаны, которые успевают хватать рыбу: вовремя приходят и вовремя уходят. А мы со своей выдержкой можем и вовсе без плана остаться.

Старпому возразить трудно. Но даже я понимаю, какое это нешуточное дело — решиться на перебежку. Чтобы получить оптимальное решение, надо учесть время года, течения, температурный режим, дальность перехода, породу рыбы, перспективность нового района и т. д. Много входных данных, как сказали бы кибернетики.

Проходит несколько сереньких дней: тонна, полторы тонны… Хорошая, крупная треска, но маловато. Капитан выжидает. И однажды утром — пять тонн, потом — семь, потом десять. Пошла рыба. Капитан приосанивается.

Но уже следующим утром на борт приходит пустой трал.

В рубке появляется первый помощник.

— Что будем делать, капитан?

— Ловить рыбу.

— Где?

— Везде.

Капитан склоняется над приборами. Показаний нет. Экран пустой. Пустые подъемы.

Мы снимаемся и идем к острову. Сутки перехода. Целые сутки.

Кто-то бреется, кто-то штопает фартук, кто-то стирает робу. За ужином все сидят гладко выбритые, в свежих рубашках. Потом кино. В десятый раз крутят «Операцию „Ы“». На экране лихая бабуся и Шурик безжалостно расправляются с отвратительными тунеядцами.

Ленивые приготовления ко сну. Это непривычно, потому что ты уже научился беречь каждую минуту отдыха. Не спеша раздеваешься, болтаешь, лежа в постели, листаешь журнал… Вдруг все это обрывается командой по радио:

— Палубной команде приготовиться к спуску трала.

Это высокий белокурый парень с мелкими чертами лица и с детской простодушной улыбкой. В столовой он неизменно появляется со своим другом из траловой команды Геннадием Верещагиным. Улыбин одет кое-как: выгоревшая ковбойка, мятые брюки, на ногах колодки из пенопласта. Зато Верещагин всегда выбрит, влажные после умывания волосы аккуратно расчесаны на косой пробор, поплиновая сорочка выглажена.