Жерар Нерваль - Конец Великолепного века, или Загадки последних невольниц Востока

Церемония состоялась накануне в мечети, сегодня был второй день празднеств. Семейные праздники даже у самых бедных египтян — это своего рода народные гулянья, и в этот день улицы запружены толпой; около тридцати школьных товарищей муттахира, мальчика, подвергаемого обряду обрезания, заполнили комнату с низким потолком; женщины — родственницы или подруги жены рейса — сидели кружком в соседней комнате. Мы остановились перед дверью. Рейс издали указал пришедшей со мной рабыне место подле своей супруги, и та без колебаний уселась на ковер, совершив церемонию приветствия.

Стали разносить кофе и трубки, и нубийки принялись плясать под звуки дарабукк (глиняных барабанов), в которые били женщины: одной рукой они держали его, а другой — ударяли по нему. Наверное, семья рейса была не настолько богата, чтобы приглашать белых альмей; нубийки же танцуют ради собственного удовольствия. Лоти , главная танцовщица, изображала подобающую случаю пантомиму, ведя за собой четырех женщин, которые лихо отплясывали неистовую сальтареллу [50] Сальтарелла — быстрый итальянский танец. , которую я уже описывал; танцуют ее повсюду одинаково, разница лишь в темпераменте исполнения.

Во время одной из пауз между танцами и музыкой рейс усадил меня возле старика, которого представил мне как своего отца. Узнав, кто я такой, он приветствовал меня отборным французским ругательством, прозвучавшим весьма забавно в его произношении. Это все, что он запомнил из языка победителей девяносто восьмого года. Я крикнул ему в ответ:

— Наполеон.

Он, казалось, меня не понял. Я несколько удивился, но подумал, что, наверное, это имя было известно лишь в период Империи.

— Вы знали Бонапарта? — спросил я у него.

Он откинул голову с торжественно-мечтательным видом и принялся распевать во все горло:

— Йа селям, Буонабарте! (Привет тебе, о Бонапарт!)

Я не мог удержаться от слез, слушая, как старик исполняет старинную египетскую песню, славящую того, кого они называли Султан Кебир [51] Большой Султан. . Я попросил его исполнить всю песню, но он помнил лишь некоторые строки:

Ты заставил нас страдать в разлуке с тобой, о генерал, пьющий кофе с сахаром! О чудный генерал с нежными щеками, твой меч разил турок! Привет тебе!

О ты, чья шевелюра так прекрасна! С того самого дня, как ты вошел в Каир, город засверкал, словно хрустальная лампа, привет тебе!

Тем временем рейс, равнодушный к воспоминаниям, вернулся к детям; похоже, готовилась какая-то новая церемония.

В самом деле, дети выстроились в два ряда, остальные гости тоже поднялись, им предстояло пройти по деревне, сопровождая мальчика, которого вчера уже водили по улицам Каира. У дома стояла лошадь в роскошной попоне и сбруе, мальчуган, на вид лет семи, одетый в девичью одежду и с женскими украшениями (наверное, взятыми на время), сел в седло, а двое родственников поддерживали его с каждой стороны. Он был горд, как император, и, по обычаю, держал у рта носовой платок. Я опасался разглядывать мальчика слишком внимательно, так как знал, что жители Востока боятся «дурного глаза», но успел подробно рассмотреть процессию, тем более что в Каире мне не доводилось видеть ничего подобного. Там процессии с муттахиром мало чем отличаются от свадебных кортежей. Здесь же я не увидел обнаженных комедиантов, разыгрывающих сражение с помощью копий и мечей; только несколько нубийцев, встав на ходули, дрались на длинных палках, чтобы привлечь внимание зрителей. За ними шли музыканты, потом дети, одетые в праздничные костюмы, их вели пятеро или шестеро факиров или дервишей, распевавших духовные маввали [52] Мавваль — песня, песнопения. . Затем ехал мальчик верхом на лошади в окружении родных, и, наконец, замыкала шествие группа женщин из этой семьи, и среди них — танцовщицы без покрывал, при каждой остановке процессии они принимались исполнять свои сладострастные пляски, выбивая дробь ногами. Несколько мужчин несли курильницы с благовониями; дети опрыскивали зрителей розовой водой из флаконов (кумкум) . Но самым главным действующим лицом на этом торжестве был, несомненно, цирюльник, державший в руке какой-то загадочный инструмент (некоторое время спустя бедное дитя должно было испытать на себе его применение); меж тем помощник цирюльника размахивал прикрепленной на конце копья табличкой, где были нарисованы атрибуты его профессии. Перед муттахиром шел один из его товарищей, к шее которого была привязана дощечка для письма, школьный учитель сам изобразил на ней шедевры каллиграфического искусства. Позади лошади одна из женщин беспрестанно разбрасывала соль — от дурного глаза. За процессией шли специально нанятые женщины, которых приглашают плакальщицами на похороны, но они сопровождают также и свадебные кортежи и процессии по случаю обрезания со своими неизменными «улю-лю-лю!», известными еще с глубокой древности.

Нубийские танцоры. Художник Людвиг Дойч

Пока процессия шествовала по малолюдным деревенским улицам Шубры, я остался с дедушкой муттахира, с превеликими усилиями заставив рабыню не ходить с остальными женщинами. Мне пришлось прибегнуть ко всемогущему слову «мафиш», чтобы запретить ей делать то, что она считала долгом вежливости и своей религиозной обязанностью. Негры накрывали на стол и украшали комнату листьями. Я же пытался вызвать просветление в памяти старика, громко называя ему славные имена Клебера и Мену. Но он вспомнил лишь полковника Бартелеми, бывшего начальника каирской полиции, получившего известность за свои роскошные костюмы и гигантский рост. В честь Бартелеми были сложены любовные песни, которые знали все:

Мой возлюбленный носит расшитую шляпу; его пояс украшен байтами и розочками.

Я хотела обнять его, но он сказал мне: «Aspetta!» («Подожди!»). О! Как сладка его итальянская речь! Да хранит Аллах моего любимого с глазами газели!

До чего же ты прекрасен, Фарт-ар-Руми (Бартелеми), когда ты провозглашаешь мир, держа в руке фирман!

По возвращении муттахира все дети расселись по четверо за круглые столы, где почетные места занимали школьный учитель, цирюльник и дервиши. Остальные взрослые ждали, когда дети насытятся, чтобы тоже сесть за стол. Нубийцы примостились у дверей, получив остатки угощений, объедки которых они, в свою очередь, раздали сбежавшимся на шум нищим. Таким образом, кушанья обошли гостей всех рангов, а кости достались бездомным собакам, привлеченным запахом мяса. Ничто не должно было пропасть от яств этого патриархального пиршества, и, как бы ни был беден хозяин, любое живое существо могло рассчитывать на причитающееся ему праздничное угощение. Среди людей состоятельных принято раздавать мелкие подарки бедным семьям, что несколько облегчает участь последних.