Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика

На следующее утро мы снова пережили приключение, которое было бы уместно в романе для юношества. Над морем стоял туман; но в нем образовался просвет, и в 2 милях от нас мы увидели... «Белого Медведя». Он шел нам навстречу, и его команда, очевидно, ничего не подозревала.

Я решил, что мне не следует показываться, пока суда не сойдутся вплотную, а потому ушел в каюту. Тем временем наши люди, шутки ради, а может быть, и из опасения, что «Белый Медведь» вздумает удрать, подняли сигнал бедствия. По-моему, это было излишне, так как в здешних водах встретившиеся суда всегда вступают в переговоры и Гонзалес, не подозревавший моего присутствия, подошел бы к нам и без сигнала.

Когда суда достаточно сблизились, наши люди окликнули команду «Белого Медведя» и, сообщив, что я нахожусь на «Вызове», передали ей от моего имени приказание пришвартоваться к ближайшему ледяному полю. Читателю нетрудно будет представить себе, какой эффект это произвело на «Белом Медведе».

Когда оба судна пришвартовались, капитан Гонзалес немедленно явился на «Вызов» для объяснений. По его словам, он разрушил «Мэри Сакс» потому, что убедился в ее непригодности для плавания, с чем якобы согласились и четыре судовых офицера. Но когда я опросил последних, они категорически отрицали это.

Я принял на себя командование «Белым Медведем», а командование «Вызовом» поручил Кэстелю. После нескольких задержек, обусловленных льдами, оба судна прибыли в гавань у мыса Батэрст, где капитан Гонзалес покинул экспедицию. Здесь же мы высадили на берег нескольких эскимосов, а также Лопеца и Джима Фиджи, которые хотели остаться на побережье, чтобы заниматься охотой.

Теперь нам предстояло лишь добраться до Тихого океана, прежде чем льды успели бы задержать нас. Часть наших людей радовалась перспективе возвращения на родину; другие выражали желание продолжать исследование, и я подумывал о том, чтобы остаться в Арктике еще на год с тремя людьми и двумя упряжками; это позволило бы выполнить много интересной работы при небольших расходах, поскольку мы обходились бы без кораблей с их многочисленными командами.

7 сентября мы прибыли на о. Гершеля, где с нами распростились Сеймур и большинство эскимосов. Местные жители утверждали, что ледовые условия очень неблагоприятны и что нам едва ли удастся дойти в эту навигацию до Берингова пролива. Поэтому я закупил некоторое количество припасов на случай, если мы будем вынуждены зазимовать. Продолжая идти на запад, мы вечером 13 сентября остановились на якоре в гавани о. Бартер, так как ночь обещала быть бурной и очень темной. Промер показал, что под килем у нас было около 1,5 м воды. На рассвете Кэстель, стоявший на вахте, увидел, что в гавани образовалось сильное течение, под влиянием которого судно движется, волоча за собою якорь. Кэстель немедленно разбудил меня и Хэдлея; но в этот момент судно село на мель. Мы завезли на шлюпке все якоря на подветренную сторону и стали подтягиваться к ним посредством брашпиля, но ничего не помогало, так как в момент посадки на мель судно оказалось бортом к ветру, и шторм мешал повернуть его. Когда же шторм ослабел, уровень воды упал настолько, что судно легло на бок. Было ясно, что нам едва ли удастся сняться с мели в ближайшие дни или даже недели. А так как период навигации подходил к концу, нашему кораблю, очевидно, предстояло зимовать в этой гавани.

При таких обстоятельствах лучше было не сидеть сложа руки, а использовать время зимовки для какого-нибудь полезного предприятия. Был один проект, который я уже давно обдумывал, и теперь обстоятельства благоприятствовали его осуществлению. Его основная идея заключалась в следующем.

В 1896 г. Нансен предпринял путешествие, которое было совершенно необычным по сравнению с предшествующими полярными исследованиями. Путем блестящего логического умозаключения он пришел к выводу, что судно, вмерзшее в льды возле северного побережья Аляски или Восточной Сибири, будет дрейфовать через Полярный бассейн, пока не окажется в северной части Атлантического океана, возле Шпицбергена. Подобный дрейф Нансен успешно осуществил на своем «Фраме».

В 1879 г. «Жаннетта» Де-Лонга была затерта льдами в районе о. Врангеля и дрейфовала на северо-запад, пока не была раздавлена ими к северу от Новосибирских островов. Нансен ввел «Фрам» во льды недалеко от места гибели «Жаннетты», так что если нанести пути, пройденные обоими судами, на карту полярных морей северного полушария то получится почти непрерывная кривая от о. Врангеля до Шпицбергена. Осенью 1913 г. «Карлук» застрял во льдах к северо-востоку от о. Бартера (где мы теперь находились) и был унесен в район о. Врангеля, где и погиб. Если линию дрейфа «Карлука» нанести на ту же полярную карту, то все три дрейфа образуют почти непрерывную линию от о. Бартера до Шпицбергена. Отсюда следует, что для экспедиции, основанной на дрейфе, нецелесообразно вводить судно во льды возле северного побережья Аляски или Сибири, так как в этом случае судно приблизительно повторит дрейф «Карлука», «Жаннетты» или «Фрама».

Дрейфуя на корабле, Нансен имел в виду использовать его в качестве плавучей «гостиницы» для людей и вместе с тем научной станции и лаборатории — для промеров глубины, магнитных исследований, собирания биологических материалов и т. п. Но мы убедились, что партия исследователей может обеспечить себе безопасность и комфорт не только при наличии корабля, но и без него, так как на любом ледяном поле можно построить удобное и гигиеническое жилище из снега, а пищу и топливо можно добыть, охотясь на тюленей и белых медведей.

Дрейф без корабля был не только интересен по своей новизне, но и представлял определенные преимущества. Полярные льды можно сравнить с огромным диском, который вращается вокруг оси, проходящей возле «полюса недоступности» (но не географического Северного полюса). Корабль, вмерзший во льды у кромки этого диска, вынужден оставаться возле нее до самого конца дрейфа, тогда как партия, идущая с санями, может проникнуть на любое желаемое расстояние вглубь площади вращающегося «диска» льдов. Другими словами, корабль будет лишь воспроизводить какой-нибудь из прежних дрейфов, тогда как партия сможет идти по новым путям. Если исследователи, дрейфующие на корабле, не пожелают все время оставаться на нем, то должны будут или сократить свое путешествие, как сделал Найсен, или же существовать за счет местных ресурсов, по нашему примеру. Но если согласиться жить за счет местных ресурсов, то не проще ли обойтись без труда и затрат, связанных с «замораживанием» судна во льдах для дрейфа?

По сравнению с дрейфующим судном, дрейфующая санная партия обладает не только преимуществами «внутренних стратегических путей», но и свободой передвижения. В феврале каждого года эта партия может покинуть зону пака и выйти на берег всюду, где только пожелает. Начав дрейф в 200 милях к северу от нашего теперешнего местонахождения, мы могли через год оказаться к западу от о. Врангеля и в 100–200 милях к северу от пути «Жаннетты». Затем с февраля по апрель мы могли бы совершить путешествие по льдам и к началу мая выйти на побережье возле устья Колымы или Лены. Этот план был основан на предположении, что льды дрейфуют на запад приблизительно параллельно пути «Карлука», «Жаннетты» и «Фрама». Но если бы такого дрейфа не оказалось, мы могли выйти на побережье Аляски; если же оказалось бы, что дрейф происходит к северу или к северо-востоку, то мы могли выйти на Землю Бэнкса, остров Принца Патрика, остров Бордэн или даже на побережье Гренландии.