Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика

Палатка была раскинута, и собаки привязаны. Томсен кормил их. Уле находился в палатке и занимался стряпней. К западу от лагеря Стуркерсон карабкался на торос; взобравшись на вершину, он сел, вынул бинокль из футляра, тщательно протер стекла нашим неизменным куском чистой фланели и, упираясь локтями в колени, направил бинокль на север. Я с интересом следил за Стуркерсоном, так как, находясь на 5 миль дальше меня к северу, он, конечно, мог видеть объекты, недосягаемые в данный момент для моего бинокля.

По-видимому, в течение первых 5 минут Стуркерсон не обнаружил ничего интересного, так как он медленно повернул бинокль на восток, а затем — на юго-восток. Но тут, еще не отнимая бинокля от глаз, он сделал движение, которое, как я догадался, сопровождалось восклицанием: действительно, в лагере Уле вылез из палатки, а Томсен прервал кормежку собак и оглянулся на Стуркерсона. Через мгновение оба бегом бросились к нему.

Все это могло означать только одно — открытие новой суши и притом гораздо более крупной, чем островки, которые мы видели в течение всего дня. Я встал на своем торосе и тщательно оглядел всю восточную сторону горизонта, но ничего не нашел. Очевидно, мой наблюдательный пост не мог конкурировать с более высоким торосом Стуркерсона.

Тогда я направился к лагерю, преодолевая соблазн пуститься к нему бегом. Поведение моих спутников можно было объяснить только открытием крупной новой суши. Но подобное открытие казалось мне такой удачей, что я боялся преждевременно поверить в нее, чтобы не пришлось потом горько разочароваться.

Однако я вскоре увидел, что Стуркерсон спешит навстречу мне по санной колее, а Томсен и Уле распаковывают на санях груз, который уже был завернут и затянут ремнями перед ночлегом. Последнее было весьма выразительно, так как Томсен и Уле, как истые норвежцы, привыкли отмечать пиршеством каждое радостное событие; очевидно, они производили раскопки в нашем багаже в поисках чего-нибудь особенно вкусного. У нас было оставлено про запас немного сгущенного молока на случай, если кто-нибудь заболеет, хотя я и считал совершенно невероятным, чтобы здоровый человек мог заболеть при таком гигиеническом образе жизни, как наш. Кроме того, в большой коробке из-под печенья, уже давно опустевшей и использованной для хранения других предметов, удалось наскрести по углам некоторое количество крошек.

Прежде всего мы все взобрались на торос, по очереди осмотрели в бинокль новую сушу, тщательно взяли по компасу ее пеленги и зарисовали контуры. Затем отправились в палатку и угостились своего рода супом или похлебкой из подогретого сгущенного молока и крошек от печенья. Никто из нас не считал, что подобное блюдо лучше тюленьего мяса, но это было не похоже на обычную нашу еду, а потому вносило психологический элемент, необходимый для пиршества.

Вследствие возбуждения мы на этот раз спали меньше, чем обыкновенно, и в 5 часов пополудни выступили в путь через пролив по направлению к новой суше. По дороге использовали тюленью лунку, чтобы произвести промер: глубина составляла около 140 м.

Пройдя мимо цепи песчаных островков и покрыв расстояние в 12 миль, мы к часу пополуночи 19 июня достигли побережья новой суши. Первым вступил на него Уле.

Вследствие туманной погоды нам не удалось осмотреть окружающую местность с высокого холма и точно определить географические координаты данного пункта. Пришлось ограничиться сооружением знака, представляющего собою полутораметровую кучу гравия, в которой мы поместили документ следующего содержания:

20 июня, 2 часа пополуночи

Настоящую землю, насколько мне известно, первым увидел участник Канадской арктической экспедиции Стуркер Стуркерсон 18 июня 1915 г., в 2 часа пополуночи, с тороса, находящегося примерно в 14 милях к (истинному) западу от знака, где оставлена эта запись. С вышеуказанного тороса, высотой около 12 метров, было видно, что земля простирается с норд-оста до ост-норд-оста. Первым вступил на эту землю участник той же экспедиции Уле Андреасен в 1 час 50 минут пополуночи 19 июня.

В силу данных мне полномочий, я сегодня поднял здесь флаг Великобританской империи. Объявляю эту землю собственностью доминиона Канады.

Начальник Канадской арктической экспедиции Вильялмур Стефанссон

Свидетели: Стуркер Стуркерсон, Уле Андреасен, Карл Томсен.

Двадцатого июня мы выступили на юго-восток, вдоль побережья. Больше всего нас интересовали теперь те проявления растительной и животной жизни, которые обнаруживались на новой суше. Плавника мы не нашли, может быть, потому, что берег был покрыт толстым слоем снега. Кое-где встречались трава, лишайники и мхи. На мягком грунте виднелось много оленьих следов, оставшихся с прошлого лета; такого большого количества мы еще ни разу не видели на Земле Бэнкса.

Навстречу нам попался бегущий лемминг. Одна из наших собак, Ганс, отличалась тем, что мелких животных она убивала очень удачно с точки зрения зоолога, а именно — не повреждая шкурки. Мы спустили Ганса с привязи; но не успел он разглядеть зверька, как к тому подлетела внезапно появившаяся белая чайка. Боясь, что из-за нее будет упущен лемминг, мы все закричали и подбежали к чайке. Потому ли, что она испугалась нас, или же потому, что таков ее обычный прием, чайка, пролетая над зверьком, клюнула его так, что он остался парализованным, но не мертвым; затем она улетела с таким видом, как будто ее не интересовали ни лемминг, ни мы. Песцы, когда они не голодны, обычно убивают леммингов и оставляют лежать; возможно, что чайки привыкли действовать подобным же образом. Впоследствии, осматривая гнезда белых чаек, мы нашли, что эти птицы питаются леммингами; возможно даже, что в этих широтах ранней весной лемминги составляют их единственную пищу.

В бинокль мы видели двух самцов карибу на расстоянии 7–8 миль от берега; но мы не стали их преследовать, так как предпочитали идти вдоль побережья и по мере надобности охотиться на тюленей. 21 июня появились чайки нескольких видов и другие птицы. Местами мы находили погадки белых сов и перья диких гусей.

В древних баснях и в современной псевдонаучной литературе часто говорится о хитрости и уме лисиц. Возможно, что южная лисица от природы более сообразительна, чем ее арктическая родственница, или же научена горьким опытом, живя в опасной обстановке. Но на севере лисицы глупы или, если выражаться деликатнее, слишком доверчивы. Песец (полярная лисица), увидевший человека, обычно приближается к нему, чтобы лучше его рассмотреть. Найдя санную колею, песец бежит по ней, пока не догонит сани; если же это лисенок, то он забегает вперед и, бегая вокруг путешественника, сопровождает его на протяжении целых миль, причем лает, как собачонка на пешехода. Поразительно, что песцы так глупы, несмотря на то, что на суше им постоянно угрожают волки, которые имеют обыкновение ловить их и съедать в виде закуски перед более существенной едой.