Грант Аллен - Среди мумий

Нельзя было терять ни минуты времени; церемония бальзамирования, даже самая простая, требует не менее двух часов.

Мы поспешили к главному жрецу, который всегда заведует ходом всей этой церемонии. Он тотчас же согласился на нашу просьбу и объяснил мне способ, употребляемый при бальзамировании трупов. Дрожь пробежала по всему телу моему при этих словах.

— Труп! — воскликнул я. — Но я живой человек… разве живых бальзамируют?

— Разумеется, — отвечал жрец. — При помощи хлороформа.

— Хлороформа!!

Чем дальше, тем больше приходилось мне удивляться. Никогда не думал я, чтобы египтяне пользовались этим снадобьем.

— О, невежественный варвар! — и жрец засмеялся с презрением. — Изучи науки Египта и ты узнаешь, что хлороформ считался у нас одним из самых обыкновенных анестезирующих средств.

Я отдал себя в руки великого жреца. Он приказал, мне лечь на ложе, стоявшее посреди центрального зала, и приложил мне к ноздрям вату, пропитанную хлороформом. Гатасу держала меня за руку и с тревогой следила за мной.

Я видел, как жрец склонился надо мной и раскупорил какой-то флакон. Ко мне донесся запах смирны и нарда и… я потерял сознание. Когда я пришел в себя, то увидел, что жрец все еще стоит, склонившись надо мной, но на этот раз держит в руке окровавленный меч из диорита. Я смутно почувствовал, что грудь мол вскрыта. Мне снова приложили ватку с хлороформом… Гатасу нежно пожала мне руку, — и все исчезло вдруг… Я заснул на целую вечность.

Открыв глаза, я подумал прежде всего, что прошло уже целое тысячелетие, и я сейчас буду наслаждаться обществом Гатасу и Тотмеса XXVII в пирамиде Абу-Илла. Но я скоро убедился, что нахожусь в Каире, в комнате отеля Дю-Берже и в обществе сиделки из госпиталя. Что касается Юдифи Фитц-Скимин, то ее и след простыл. Сиделка объяснила мне, что я только что начал оправляться от очень тяжелой болезни и мне запрещено разговаривать.

Только спустя несколько времени после этого, узнал я последствия моего похождения в ночь на первое января. Заметив мое отсутствие, Фитц-Скимины думали сначала, что я отправился на свою обычную утреннюю прогулку. Но по мере того, как проходили часы, они беспокоились все более и более и, наконец, послали на поиски за мной.

Один из посланных, проходя случайно мимо пирамиды, с северо-восточной стороны ее, заметил отверстие и, удивленный, этим, позвал своих товарищей, которые решили осмотреть темный коридор, куда я прошел ночью. Феллахи нашли меня в центральном зале, где я лежал без чувств, купаясь в собственной крови, и доставили меня в Каир.

Юдифь была убеждена сначала, что вследствие нашей ссоры с ней я пришел в отчаяние и покушался на свою жизнь. Она решила поэтому не отходить от моего изголовья и оказывать мне самые нежное попечение. Но рассказы мои во время лихорадочного бреда о какой-то принцессе, с которой я находился будто бы в очень близких отношениях, и затем сравнение ее наружности с наружностью Юдифи, весьма неблагоприятное для последней, — были причиной того, что она вместе со своими родителями совсем покинула Каир и отправилась на Ривьеру.

Уезжая, она оставила письмо на мое имя, в котором распространялась о моем вероломстве и жестоком сердце, пользуясь для этого самыми цветистыми выражениями женского красноречия. С тех пор я никогда больше не встречался с ней.

Вернувшись в Лондон, я хотел представить в «Общество Антиквариев» подробный отчет о моем приключении; но друзья отговорили меня от этого, ссылаясь не невероятность такого события.

Пусть они говорят, что хотят, но я могу представить два доказательства в подтверждение правдивости моего рассказа:

1) Я храню еще кольцо Гатасу, которое взял у нее в залог нашей любви и спрятал в карман перед началом бальзамирования.

2) На груди моей до сих пор находится шрам от раны, сделанной великим жрецом при помощи меча из диорита. Мои друзья доктора уверяют меня, будто я сам ранил себя, упав на остроконечный угол камня, но это явный абсурд, не заслуживающий внимания.

Правдивость моего рассказа может быть подтверждена, к несчастью, лишь при наступлении следующего тысячелетия. Прошу поэтому Британский музей сохранить до того времени копию моего рассказа, а к будущему потомству обращаюсь с просьбой отправить по прошествии десяти столетий комиссию ученых в пирамиду Абу-Илла для осмотра ее в ночь с 31-го декабря на 1-е января. Лишь в том случае, если они не встретят там ни Тотмеса, ни Гатасу, ни прочих, соглашусь я с тем, что приключение мое среди мумий было ни более, ни менее, как галлюцинация.

My New Year’s Eve Among the Mummies (as by J. Arbuthnot Wilson), (ss) Belgravia Christmas Annual, Dec 1878]