Дмитрий Горюнов - Возвращение в Африку

«Но я твердо знала, что при любых условиях я никогда не пойму до конца мою подругу, и, как бы она ко мне ни ласкалась, я буду чувствовать ее отчужденность: она так и останется для меня навсегда загадкой — Пятнистым Сфинксом».

Я был поражен и жестокой откровенностью фразы и дрогнувшим голосом.

— Джой, ну зачем же так! Какая отчужденность? Пиппа была так предана вам, вы все, все о ней знали!

— Нет, Дмитрий. Я давно убедилась, какие великолепные существа дикие животные. Поняла, какое это счастье — быть всегда рядом с ними, дружить с Пиппой. Но я не могу сказать теперь и вряд ли когда-нибудь скажу, что все о них знаю. В жизни среди животных человека иногда настигают сомнения, разочарования, приступы отчаянной усталости и одиночества. Но главное — не сдаваться, работать и любить, любить. Тогда можно узнать больше и сделать больше.

Больше узнать, больше сделать… В этом был смысл прекрасной одухотворенной жизни Джой Адамсон — бескорыстного друга и ревностного защитника неповторимой природы Африки.

Страстная в полемике, горячо интересуясь проблемами охраны животных в других странах, Джой не стеснялась задавать острые вопросы собеседникам. Как-то на ее вилле Эльсамер на озере Наиваша между нами произошел такой разговор:

— Вы еще пожалеете, что познакомились со мной.

— Почему?

— Вам придется откровенно рассказать о том, как вы сохраняете диких животных.

— Пожалуйста, опрашивайте. У нас не хуже, чем в других развитых странах, а может, даже и лучше.

— Ой ли! А где уссурийские тигры?

— Живут на Дальнем Востоке. Сейчас их, кажется свыше ста особей. А стадо сайгаков, сильно пострадавшее во время войны, восстановлено полностью.

— Неужели? Я слышала другое.

— Поезжайте в нашу страну, убедитесь сами.

— Ловлю на слове. С удовольствием поеду, но вам придется оплатить мои расходы, я не так богата, как многие думают. Все свои доходы я отдаю в фонд Эльсы.

— Я об этом знаю. Рассчитываю, что наши организации охраны природы оплатят ваши расходы. Надеюсь, вы не намерены привезти из России соболью шубу?

— Что, что? Шубу из натурального меха, да еще такого редкого? Ни в коем случае! Из-за прихоти великосветских модниц перебили столько леопардов. Сейчас выпускают искусственные меха, пусть женщины носят их. Одно это позволит сберечь тысячи животных.

— Но женщины предпочитают натуральные меха.

— Ха! Ха! Мало ли что предпочитают. Могут они пойти на какие-то жертвы во имя будущего. Неужели им безразлично, что их внуки даже в зоопарке не увидят живого леопарда?

— Резонный вопрос, но вам как женщине легче ответить на него, чем мне.

— К сожалению, Дмитрий, среди женщин есть немало таких, которые не задумываются над будущим и из-за моды и тщеславия готовы пожертвовать прекрасными созданиями природы.

Джой встала и взяла какую-то книгу.

— Джон Хантер. «Охотник». Вам что-нибудь говорит это название?

— Да, эта книга издавалась у нас. Перед отъездом в Кению мне порекомендовали прочитать ее, чтобы я сразу же мог с головой окунуться в африканскую экзотику.

— Хороша экзотика! Вы только послушайте, что он пишет: «Когда я впервые приехал в Кению, все пространство, которое мог охватить глаз человека, было усеяно дичью». Вот и любуйся этой красотой! Ха-ха! Он не за тем приехал. Как-то Хантер обнаружил убитого слона и забрал клыки, за которые получил 37 фунтов стерлингов. Это было больше, чем он зарабатывал за два месяца службы на железной дороге. «Я понял, что охотой можно зарабатывать на жизнь, и зарабатывать неплохо». И охотился. Вот описание результата одной ночной охоты на львов: «Когда наступил рассвет, перед моими глазами развернулось зрелище, которое вряд ли кто-либо видел в прошлом и когда-либо увидит в будущем. Передо мной лежало восемнадцать убитых львов». Каково? А вот описание охоты на слонов. «Я вел беглый отчаянный огонь. Выстрелив из левого и правого ствола по двум самкам, шедшим впереди, я увидел, как их головы буквально дернулись от удара тяжелых пуль. Слоны валились в кучу прямо перед нами и с боков. Сасита (помощник Д. Хантера. — Д. Г. ) и я были с ног до головы обрызганы кровью, выброшенной из хоботов слонов, падавших около нас. У меня не хватало времени, чтобы добивать их. Когда стадо наконец повернуло обратно, мы увидели перед собой двенадцать убитых слонов». В другом месте автор подытоживает: «Я убил более тысячи четырехсот слонов». Вы можете представить такое варварство?

— Знаете, Джой, где-то я прочел, что как было бы чудно, если бы мы могли превращаться в какое-то другое существо. Очень уж противно иногда чувствовать себя человеком.

— Прекрасно сказано! Кем же все-таки, вспомните.

— Кажется, Дос Пасосом.

— Надо перечитать. Такое массовое истребление продолжается с конца прошлого века, когда охота в Восточной Африке и для европейцев, и для американцев стала излюбленным модным спортом.

— Мода сохранилась. Недавно я прочел роман современного французского писателя Кюртиса «Молодожены». В нем говорится о двух признаках богатой и красивой жизни буржуа наших дней — иметь возможность коллекционировать картины и охотиться в Кении.

— Вот, вот. Доохотились до того, что, казалось бы, неисчислимые стада катастрофически уменьшились, некоторых животных выбили до такой степени, что охота на них запрещена, другие виды находятся на грани полного исчезновения. Мои друзья и я боремся за то, чтобы запретить в Кении всякую охоту. Кстати, а вы случайно не занимаетесь охотой?

Вопрос был трудным. Я не охотник, но по приезде в Кению с удовольствием ездил с друзьями на охоту. Когда они, найдя стадо антилоп или зебр, покидали машину и преследовали жертву, я забирался на крышу лендровера и в бинокль рассматривал зверей, пасущихся в траве. Однажды поляк Генрих настойчиво предложил мне выстрелить в зверя. Мы отползли в высокой траве на положенные двести метров от машины, облюбовали самца газели, и я стал целиться. С непривычки я долго копался с ружьем, газели, очевидно, почувствовали неладное и отбежали. Генрих сказал, что, пожалуй, стрелять поздно, надо снова ползти. Я все же выстрелил, и газель упала, сраженная наповал. Освежевав зверя, мы вскоре наткнулись на газелей Томсона — «томми», как их еще зовут. Козел, в которого я прицелился, в последний момент прыгнул, но моя рука каким-то бессознательным движением вздернула карабин, прозвучал выстрел, и он оказался смертельным.

— Послушай, — спросил меня Генрих, — ты правда никогда не охотился?

— Никогда! И никогда не держал в руках настоящую винтовку. Лишь мальчишкой стрелял иногда в ярмарочных павильонах.

— Значит, в тебе сидит Великий охотник, этим нельзя пренебрегать!