Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

8 мая мы «легли» на мыс Гаттерас, на широте Северной Каролины. Здесь ширина Гольфстрима семьдесят пять миль, а глубина двести десять метров. «Наутилус» продолжал плыть наудачу. На борту никого не было, и никто ни за чем не следил. Я соглашаюсь, что при таких условиях попытка к бегству могла иметь успех. Действительно, населенные берега повсюду представляли удобное убежище. Море постоянно бороздили многие быстроходные пароходы, совершавшие рейсы между Нью-Йорком или Бостоном и портами Мексиканского залива; кроме того, день и ночь шныряли вдоль американского берега между прибрежными пунктами маленькие гоелеты каботажного плавания. Можно было надеяться, что они нас примут. Следовательно, представлялся благоприятный случай, несмотря на то что «Наутилус» находился на расстоянии тридцати миль от берега Соединенных Штатов.

Но одно неблагоприятное обстоятельство расстраивало все проекты канадца. Погода была очень дурная. Мы приблизились к тем местам, где бури часты, к области смерчей и циклонов, регулярно порождаемых Гольфстримом. Пуститься в бурное море на легкой ладье значило идти на верную гибель. Сам Нед Ленд соглашался с этим. Он также скрывал досаду, но был настолько сильно охвачен тоской по родине, что его могло излечить одно только бегство.

— Господин, — обратился он ко мне в этот день, — надо положить этому конец. Я хочу высказаться. Ваш Немо избегает земли и уходит на север. Но я вам заявляю, довольно с меня одного Южного полюса, и я не последую за ним на Северный полюс.

— Но что делать, Нед, когда бегство в настоящее время невозможно?

— Я возвращаюсь к моей мысли. Надо переговорить с капитаном. Вы ничего ему не говорили, когда мы находились в морях вашей страны. Теперь, когда мы в морях моей страны, я буду говорить. Когда я думаю, что через несколько дней «Наутилус» будет находиться на высоте Новой Шотландии, и что там против Новой Земли открывается широкий залив, а в этот залив впадает река Святого Лаврентия, и что река Святого Лаврентия — моя река, река Квебека, моего родного города, когда я об этом только вспоминаю, кровь бросается мне в лицо, мои волосы становятся дыбом! Знайте, господин, я скорее брошусь в море! Я не останусь здесь! Я задыхаюсь!

Очевидно, терпение канадца истощилось. Его сильная натура не могла смириться с таким продолжительным заключением. Его лицо день ото дня становилось мрачнее. Он становился раздражительнее. Я прекрасно понимал, что он страдает, так как и меня уже одолевала тоска по родине. Прошло почти семь месяцев, и мы не имели ни одного известия с земли. Более того, уединение капитана Немо, перемена его настроения, в особенности со дня битвы со спрутами, его молчаливость — все это заставило меня представлять себе вещи в другом свете. Надо быть таким фламандцем, как Консель, чтобы мириться с этим положением, в этой среде, предназначенной китам и прочим морским животным. И в самом деле, если бы этот славный малый вместо легких обладал жабрами, я охотно верю, он был бы отличной рыбой.

— Что же вы скажете? — обратился ко мне Нед Ленд, не получив от меня ответа.

— Итак, вы, Нед, хотите, чтобы я спросил капитана Немо, каковы его намерения относительно нас?

— Да!

— Несмотря на то, что он уже их высказал?

— Да! Я хочу узнать в последний раз его решительный ответ. Если хотите, говорите обо мне одном, только от моего имени.

— Но я его редко встречаю. Он меня избегает.

— Тем более причин идти к нему.

— Я его спрошу, Нед.

— Когда? — спросил настойчиво канадец.

— Когда его встречу.

— Господин Аронакс, вы хотите, чтобы я пошел к нему для личного переговора?

— Нет, я сам переговорю… Завтра…

— Сегодня, — настаивал Нед Ленд.

— Пусть сегодня. Сегодня я его увижу, — ответил я канадцу, который, наверное, сам испортил бы все дело.

Я остался один. Вопрос был решен, и надо было с ним немедленно покончить. Я предпочитаю конец дела самому делу.

Я вошел в свою комнату. В комнате капитана Немо раздались шаги. Не надо было упускать случая свидеться с ним. Я постучал в его дверь. Ответа не последовало. Я снова постучал и нажал кнопку. Дверь отворилась.

Я вошел. Капитан был в комнате. Нагнувшись над своим рабочим столом, он был чем-то занят и, видимо, не замечал меня. Решив не уходить, не переговорив с ним, я подошел к нему. Он резко откинул голову, нахмурил брови и обратился ко мне недовольным тоном:

— Вы здесь. Что вам угодно?

— Я хотел с вами говорить, капитан.

— Но я занят, милостивый государь, я работаю. Если я вам предоставляю свободу уединиться, то полагаю, и я могу тем же пользоваться.

Прием был мало ободряющим. Но я решил все выслушать, чтобы на все ответить.

— Милостивый государь, — ответил я холодно, — я пришел переговорить с вами о неотложном деле.

— О каком, милостивый государь? — ответил он не без иронии. — Не сделали ли вы какого-либо открытия, которое ускользнуло от меня? Море, быть может, поведало вам новые тайны?

Мы были далеки от согласия. И прежде чем я успел ответить, он, указывая на манускрипт, лежавший на его столе, продолжал, но уже серьезным тоном:

— Вот, господин Аронакс, манускрипт, написанный на многих языках. Он содержит резюме моих исследований моря, и, если угодно будет Богу, он не погибнет вместе со мной. Эта рукопись, подписанная моим именем, дополненная историей моей жизни, будет заделана в особый футляр, который не будет ни промокать, ни тонуть. Последний из нас, оставшийся в живых на борту «Наутилуса», бросит футляр в море, и он поплывет туда, куда понесут его волны.

Имя этого человека! Его автобиография! Его тайна! Все это будет в один прекрасный день открыто.

Но в данную минуту я видел в этом его сообщении только предлог приступить к делу, по которому я пришел.

— Капитан, — отвечал я, — я могу только радоваться тому, что вы решили так поступить. Плоды ваших изучений и наблюдений не должны погибнуть. Но мне кажется, что вы пользуетесь слишком примитивным средством. Кто знает, куда унесут волны ваш манускрипт и в чьи руки он попадет? Не найдете ли вы более подходящим, если вы или кто-либо из людей вашего экипажа…

— Никогда, господин профессор, — быстро оборвал мое недосказанное предложение капитан Немо.

— Но я и мои товарищи, мы готовы хранить этот манускрипт, если вы возвратите нам свободу.

— Свободу! — воскликнул он, вставая.

— Да, капитан, и именно по этому поводу я и хотел с вами говорить. Вот уже семь месяцев, как мы пребываем на вашем корабле, и я сегодня вас спрашиваю от имени моих товарищей и от моего имени, намерены ли вы нас задержать здесь навсегда?

— Господин Аронакс! — воскликнул капитан Немо. — Я вам отвечу сегодня то же, что я вам ответил семь месяцев тому назад: кто входит на «Наутилус», тот не должен покидать его.