Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

Преследование длилось безостановочно целый час, и я уже начинал сомневаться в успехе, как вдруг животному пришла несчастная мысль о мщении, в чем ему пришлось раскаяться. Оно повернуло к лодке, очевидно, с целью напасть на нее.

Намерение дюгоня не ускользнуло от внимания канадца.

— Внимание! — крикнул он.

Рулевой произнес несколько слов на своем непонятном языке и, вероятно, посоветовал гребцам быть настороже.

Дюгонь приблизился на расстояние футов двадцати от лодки. Он потянул воздух широкими ноздрями, которые расположены у него на верхней части морды. Затем порывисто набросился на нас.

Лодка не успела увернуться от удара; покачнувшись в сторону, она зачерпнула до двух тонн воды, которую пришлось выкачивать. Благодаря ловкости рулевого удар животного пришелся наискось, почему лодка и не опрокинулась. Нед Ленд, стоя на носу, наносил гарпуном удары огромному животному, которое, вонзив зубы в борт, поднимало шлюпку над водой, как лев поднимает козленка. Все мы попадали один на другого, и, право, я не знаю, чем бы окончилась эта авантюра, если бы канадец, продолжавший бороться с животным, не нанес ему удара в сердце.

Я слышал скрип зубов по листовому железу, но тотчас же дюгонь нырнул, увлекая с собой и застрявший в его теле гарпун. Вскоре гарпун всплыл на поверхность воды, а несколько минут спустя появилось и тело животного, перевернувшееся на спину. Лодка подошла к трупу, взяла его на буксир и направилась к «Наутилусу».

Пришлось обратиться к помощи особых и сильных кранов, чтобы поднять дюгонь на палубу. Он весил пять тысяч килограммов. Его разрубили на части в присутствии канадца, который следил за всеми подробностями этой операции. В тот же день нам подали на обед несколько кусков мяса дюгоня, искусно приготовленного поваром корабля. Оно показалось мне весьма вкусным, вкуснее телятины, если не говядины.

На другой день, 11 февраля, провиант «Наутилуса» обогатился другой превосходной дичью. Стая морских ласточек опустилась на палубу. Они принадлежали к виду sterna nilotica, присущему только Египту. Клюв у них черный, голова серая с пятнами, глаза окружены большими точками, спина, крылья и хвост сероватые, грудь и горло белые, лапки красные. Удалось поймать и несколько дюжин нильских уток. У этих диких птиц верхняя часть головы и шея испещрены черными пятнами, и мясо их не только съедобно, но и вкусно.

«Наутилус» умерил скорость хода, он шел, так сказать, прогуливаясь. Я заметил, что по мере нашего приближения к Суэцкому перешейку вода в Красном море становилась все менее и менее соленой.

Около пяти часов вечера мы увидели на севере мыс Рас-Мухаммед. Этот мыс, который составляет оконечность Каменистой Аравии, лежит между Суэцким заливом и Акабой. «Наутилус» проник в залив, в пролив Губаль, ведущий в Суэцкий залив. Я отчетливо увидел высокую гору, поднимавшуюся между обоими заливами над мысом Рас-Мухаммед. Это был Синай, на вершинах которого Моисей лицезрел Бога лицом к лицу, и эта гора всегда представляется воображению увенчанной молниями. В шесть часов вечера «Наутилус», то всплывая, то погружаясь в глубину, прошел на высоте города Тора, расположенного в углублении залива, воды которого окрашены в красный цвет, о чем еще до входа в залив заявил мне капитан Немо. Наступила ночь. Глубокая тишина изредка нарушалась неприятным криком пеликана или другой ночной птицы, шумом прибоя, сердито дробившегося о скалы, или отдаленным стоном парохода и звонким шумом его колес, рассекавших воды залива.

С восьми до десяти часов «Наутилус» плыл все время под водой на глубине нескольких метров. По моим расчетам, мы должны были находиться поблизости от Суэца. Сквозь окна салона я увидел основание огромных скал, ярко освещенных электрическим светом, расточаемым нашим маяком. Мне казалось, что пролив мало-помалу сужается.

В четверть десятого «Наутилус» поднялся на поверхность. Я вышел на палубу. Я горел нетерпением скорей войти в туннель, известный только капитану Немо, и хотел воспользоваться свежим ночным воздухом. Вскоре в ночной тени я заметил бледный огонь, едва видневшийся в тумане на расстоянии одной мили от нас.

— Плавающий маяк, — раздался чей-то голос. Я обернулся и узнал капитана Немо.

— Это суэцкий плавающий маяк, — повторил он. — Мы не опоздаем войти в туннель.

— Вход, должно быть, труден?

— Нет. К тому же я всегда вхожу в будку рулевого и сам управляю судном. А сейчас попрошу вас, господин Аронакс, сойти вниз. «Наутилус» погрузится под воду и, только пройдя Аравийский туннель, поднимется на поверхность Средиземного моря.

Я последовал за капитаном Немо. Подъемную дверь закрыли, резервуар наполнили водой, и «Наутилус» погрузился на глубину десять метров. Я хотел войти в свою каюту, но капитан остановил меня.

— Господин профессор, — сказал он, — не желаете ли отправиться вместе со мной в каюту штурмана?

— Я не смел вас просить об этом, — ответил я.

— Идемте. Вы увидите все, что можно увидеть в этом путешествии, одновременно подводном и подземном.

Капитан повел меня к центральной лестнице. Поднявшись на несколько ступенек, он отворил дверь, последовал по переходам и вошел в каюту штурмана, находившуюся, как я уже говорил, на конце палубы. Каюта в шесть футов вдоль и поперек напоминала обычные каюты штурманов на пароходах, плавающих по Миссисипи и Гудзону. Посреди находилось рулевое колесо. Четыре окна из чечевицеобразных стекол, вставленные в стены, давали возможность рулевому ориентироваться во всех направлениях.

В каюте было темно, но мои глаза скоро привыкли к этому полумраку, и я увидел штурмана, сильного человека, державшегося за ручки рулевого колеса. Море было ярко освещено маяком, находившимся позади каюты на другом конце платформы.

— Теперь, — сказал капитан Немо, — надо отыскать проход.

Электрические проводники шли из каюты штурмана в машинное отделение. Капитан Немо нажал одну из кнопок. Скорость хода «Наутилуса» сразу уменьшилась.

Я молча стал осматривать высокую и почти отвесную стену, мимо которой нам пришлось в эту минуту проходить. Мы целый час шли вдоль этой стены, всего на расстоянии нескольких метров от нее. Капитан Немо не спускал глаз с компаса, висевшего в каюте на двух концентрических кругах, расположенных один в вертикальной, а другой в горизонтальной плоскостях. Штурман все время менял направление «Наутилуса» согласно знакам, подаваемым капитаном Немо.

Я расположился у окна направо и любовался превосходными подводными постройками кораллов, а также зоофитами, водорослями; из расщелин скал ракообразные протягивали свои огромные клешни.

В четверть десятого капитан Немо сам взялся за румпель. Перед нами открылась широкая, темная, глубокая галерея. «Наутилус» смело вошел в нее. Послышался необычный шум. Это шумели воды Красного моря, катившиеся по склону туннеля в Средиземное море. «Наутилус» несся, увлекаемый потоком, как стрела, несмотря на то что был дан задний ход.