Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

— Правда, капитан, вы совершенно правы! — воскликнул я, воодушевляясь.

— Единственное затруднение состоит в том, — продолжал капитан Немо, — что нам придется пробыть несколько дней в воде, не возобновляя запаса воздуха.

— Только-то, — возразил я. — Но «Наутилус» располагает весьма объемными резервуарами; мы их наполним, и они будут доставлять необходимый кислород.

— Отлично придумано, господин Аронакс! — воскликнул капитан. — Но я не желал бы, чтобы вы могли меня обвинить в безрассудстве, и потому заранее предлагаю вам все мои возражения.

— Разве они у вас есть?

— Одно. Возможно, что то место моря, где лежит полюс, сплошь покрыто льдом, и в таком случае нам не удастся выбраться на поверхность.

— Хорошо, капитан, но вы забыли, что «Наутилус» вооружен сильным бивнем, и вы можете его направить по диагонали против этих ледяных полей: лед расколется от удара.

— Э, господин профессор, вы сегодня очень находчивы.

— К тому же, капитан, — продолжал я, увлекаясь все более и более, — почему же не предположить, что у Южного полюса море так же свободно, как и у Северного? Полюсы земли и полюсы холода не совпадают ни в северном полушарии, ни в южном полушарии, и пока не будет доказано противное, надо предполагать, что в обоих этих диаметрально противоположных точках земного шара находятся или океан, свободный от льда, или континент.

— Я того же мнения, господин Аронакс, — ответил капитан Немо. — Но я вам замечу, что вы, представив столько возражений против моего проекта, теперь же выставляете много доводов в его пользу.

Капитан Немо говорил правду, я был смелее его. Теперь я увлекал его к полюсу. Я его опередил, я заставлял его идти позади. Но нет! Жалкий глупец! Капитан Немо знал лучше тебя, что говорит за и против предприятия; он только забавлялся, видя, как ты увлекался мечтами о невозможном!

Однако он не терял ни одной минуты. По данному сигналу появился его помощник. Они оба вступили в спор между собой на своем непонятном языке. Был ли помощник капитана заранее предупрежден или он нашел предприятие исполнимым, только он не выказал ни малейшего удивления.

Если помощник капитана и выказал полное спокойствие, тем не менее его значительно превзошел своей апатией Консель, когда я ему сообщил о нашем отправлении к полюсу. Обычное «как угодно будет господину» было его ответом, и я должен был этим удовлетвориться. Что же касается Неда Ленда, то я полагаю, что ничьи плечи так высоко не поднимались в знак сомнения.

— Вот что должен я вам сказать, господин профессор, — ответил Ленд, — вы и ваш капитан Немо вызываете во мне сожаление.

— Тем не менее мы отправимся к полюсу.

— Это может быть, но вы оттуда не вернетесь!

И Нед Ленд направился в свою каюту, чтобы не причинить несчастья, как он заявил на прощание.

Между тем начались приготовления к этой смелой попытке. Сильные насосы «Наутилуса» накачивали воздух в резервуары и подвергали его значительному давлению. Около четырех часов капитан Немо сообщил мне, что подъемные двери, выходящие на палубу, сейчас закроются. Я взглянул в последний раз на толстый сплошной лед, под который нам предстояло спуститься. Погода была ясная, термометр показывал двенадцать градусов ниже нуля, но так как ветер к этому времени стих, то температура казалась сносной.

Двенадцать человек из экипажа, вооруженных кирками, разместились у самых бортов «Наутилуса», разбили лед вокруг его корпуса, и судно очутилось в продолговатой проруби. Работу быстро исполнили, потому что молодой лед не успел достаточно отвердеть.

Мы все вошли во внутренние помещения «Наутилуса». Резервуары, предназначенные для увеличения тяжести судна, были настолько наполнены водой, что «Наутилус» стал уже опускаться в глубь океана.

Я расположился вместе с Конселем в салоне. Мы смотрели в окно на нижние слои полярного океана. Термометр поднимался. Стрелка манометра отклонялась на циферблате.

Почти на трехсотметровой глубине мы, как это и предвидел капитан Немо, могли свободно плыть под волнообразной нижней поверхностью ледяного поля. Однако «Наутилус» опустился еще глубже. Он достиг глубины восьмисот метров. Температура воды, имевшая двенадцать градусов на поверхности, повысилась и показывала теперь четырнадцать градусов. Два градуса были выиграны. Само собой разумеется, что температура внутри «Наутилуса», согреваемого особыми аппаратами, была значительно выше. Судно маневрировало замечательно плавно.

— С вашего позволения, — обратился ко мне Консель, — я полагаю, что судно пройдет.

— Я вполне рассчитываю! — ответил я тоном глубокого убеждения.

В свободной воде под толстым слоем льда «Наутилус» держался прямого направления к полюсу, не уклоняясь в сторону от тридцать второго меридиана, и предстояло пройти широты от 67°30′ до 90°, то есть расстояние в двадцать два с половиной градуса широты, следовательно, немного более пятисот лье. «Наутилус» шел средним ходом, совершая двадцать миль в час — это скорость курьерского поезда. Если он не задержит хода, то через сорок часов достигнет полюса.

Новизна положения заставила меня и Конселя провести часть ночи перед окнами салона. Море осветилось лучами электрического света, посылаемыми маяком. Однако оно было пустынно. Оно не задерживало у себя в плену даже на день рыб. Они только проходят этими водами, направляясь из Атлантического океана к свободному морю полюса. Мы шли быстро. Это чувствовалось по содроганию длинного стального корпуса «Наутилуса».

Около двух часов утра я отправился отдохнуть на несколько часов. Консель последовал моему примеру. Проходя по коридорам, я встретил капитана Немо. Я предполагал, что он находился в рубке рулевого.

На следующий день, 19 марта, в пять часов утра я снова занял свой пост в салоне. Электрический лаг показывал, что скорость хода «Наутилуса» уменьшалась. В это время он поднимался на поверхность, но весьма осторожно, медленно опоражнивая свои балластовые резервуары. Сердце мое усиленно билось. Встретим ли мы свободное море на полюсе?

Нет. Сотрясение «Наутилуса» указало мне, что он ударился о нижнюю поверхность сплошного льда, и, несомненно, значительной толщины, судя по глухому звуку. Действительно, мы коснулись дна, говоря языком моряков, но в обратном смысле, и на глубине трех тысяч футов. Следовательно, толщина льда доходила до четырех тысяч футов, и, значит, тысяча футов выходила за поверхность воды. Итак, в этом месте сплошной лед значительно толще по сравнению с толщиной того его края, где мы его измеряли. Это обстоятельство ничего хорошего не предвещало.

В продолжение всего дня «Наутилус» не раз проделывал тот же опыт, йо всякий раз встречал одинаковой толщины непроницаемый потолок. Были случаи, что этот потолок встречался на глубине девятисот метров, следовательно, здесь его толщина достигала тысячи двухсот метров, из которых триста метров поднимались над поверхностью океана.