Кумаран Велупиллаи - Люди зеленого царства

На стене конференц-зала департамента труда в Коломбо висят в ряд три фотографии. На первой изображена глинобитная лачуга с соломенной крышей; на второй — сооружение из необработанного камня под крышей из жести и на третьей — нечто вроде коттеджа. Фотографии показывают прогресс в жилищном строительстве на плантациях, свидетельствуя о повышении материального уровня их жителей.

Сын старого Каруппана, Катхан, жил со своей семьей в глиняной хижине. Он носил дхоти значительно выше лодыжек и чуть ниже колен — в знак уважения к старшему кангани и дораи. Он не надевал рубашку из скромности и смирения, но на голове у него всегда был простенький тюрбан из ярда грубой белой материи с красной каймой.

Когда он обращался к старшему кангани или дораи, то снимал тюрбан и держал его под мышкой. Разве он не слышал, что дораи как-то дал оплеуху его деду да еще ударил по спине за то, что тот посмел разговаривать с ним слишком громко?

В конце концов, Катхан все еще был собственностью» старшего кангани. Хотя суровая система «тунду» [28] В течение длительного времени рабочий даже по окончании контракта не мог покинуть плантацию, если за ним числились долги конгани-вербовщику. Старшему кангани и управляющему плантацией принадлежало право решать вопрос о продлении контракта или о выдаче рабочему разрешения перейти на работу к другому плантатору, если тот соглашался выплатить долги рабочего прежнему хозяину. Документ на это, как и сама система, назывался «тунду», этим фактически закреплялась полукрепостная зависимость плантационного рабочего. была ликвидирована, но Катхан по-прежнему не имел своего мнения и не мог сказать слова или постоять за себя, если даже дело касалось непосредственно его. За него думал старший кангани, который знал, что лучше для рабочего. В своей лавчонке он продавал рабочему все необходимое для существования. По старой поговорке на плантациях, старший кангани брал с рабочего «две рупии за шерстяное одеяло и еще две рупии за то, что оно черного цвета». По словам дораи, «Катхан был хорошим кули». Он был вынослив, как вол, и силен, как бык. Он прекрасно работал на плантации, подрезая не менее 350 кустов за день. Когда дораи уезжал на охоту в леса Махавели, он брал с собой и Катхана. И если почему-либо дикий кабан уходил от ружья дораи, Катхан ловил его голыми руками.

Катхан обычно плакал, как ребенок, если доводилось уезжать на побережье хотя бы на короткое время — так он был привязан здесь ко всему, — ибо «один бог ведает, возвратится ли человек обратно, если отправится на побережье», говорили на плантации. Уезжая, он умолял своего начальника сберечь его жилище до возвращения.

Племянник Катхана, Рамасвами, ждал долго, прежде чем получил жилье в бараке из грубого камня. Ему милостиво предоставили большую по размерам комнату, чем обычная площадью девять на двенадцать футов. По вечерам Минатчи готовила ему рис и карри, а утром заваривала крепкий чай мелкого пылевидного сорта «даст». Хотя Рамасвами, как и многие другие, приобретал продукты в долг в лавке, он был очень привязан к старшему кангани. Первые плоды из его садика предназначались хозяину. Когда его дочь достигала половой зрелости или женился сын, они в первую очередь шли к «большому дому», чтобы выразить свое почтение.

Рамасвами одевался иначе, чем его старшие родственники. Он носил модную готовую рубашку, пару маленьких золотых сережек и тонкий серебряный браслет на левом запястье. В особых случаях он щеголял в черном пиджаке, прихватив с собой старый зонт.

Главным развлечением Рамасвами было ежегодное посещение представления «надагам», которое давала бродячая труппа. Со своими друзьями он тащился много миль, чтобы увидеть на сцене «настоящую женщину». В праздничные вечера он сам выступал в роли Харишчандры, Ковалана и других богов. Но и тогда старший кангани был главным божеством.

Когда старший кангани образовал свой собственный сангам — союз, который был противопоставлен профсоюзу, Рамасвами вошел в него. Если бы Рамасвами был настолько глуп и написал о своем бедственном положении индийскому агенту [29] Чтобы уменьшить расходы по найму и доставке рабочей силы из Индии, было создано в 1904 г. Цейлонское береговое агентство, взявшее под свой контроль миграцию рабочих. Агентство также оформляло документы на въезд и выезд, выдавало подъемные и пенсионные деньги. в Канди, то его немедленно уволили бы с плантации.

В один из таких трудных моментов «свами», [30] Свами — уважительное обращение. как называли лидера союза Натаса Айера, обратил внимание старшего кангани и дораи на положение Рамасвами. Он объяснил им, что Рамасвами не какой-то кули, а квалифицированный рабочий и, кроме того, член профсоюза. Свами обозвал старшего кангани «тигром» и эксплуататором и уговаривал Рамасвами протестовать против того, что расчет с рабочими производится по частям (в то время как ежемесячная плата полностью не выдается). Свами даже заставил Рамасвами одеться, как его начальник. Он надел на него белый тюрбан, черный пиджак, дал ему в руки зонт и тросточку и послал свергать своего бога. Так Рамасвами начал длительную, растянувшуюся на всю жизнь смертельную вражду со своим так называемым благодетелем. Но тогда он еще был «ни то ни се» и качался словно маятник между старшим кангани и лидером профсоюза.

Молодой племянник Рамасвами был обладателем двух имен: одного официально зарегистрированного и другого, которое он сам дал себе. Официально он был Нагамутху, но сам называл себя Нагалингам. Канака-пиллё назло называл его Наган. Это всегда напоминало Нагалингаму старую поговорку на плантациях — «кто пойдет замуж за кули», потому что кули не мог иметь даже благозвучного имени.

Нагалингам был выходец из другой эпохи, когда в ходу были домотканые одежды: он носил длинную рубашку «джиба», дхоти до самых пят, коротко стриг волосы и тайком надевал сандалии. Нагалингам предпочитал сигареты «Элефант» и имел кредит в лавке на покупку чая. С некоторым трудом он читал газеты, имевшиеся у местного цирюльника, и жадно впитывал все новости. После получки ходил в кино. Он был большим поклонником певца Киттаппа Багавадара и часто подражал ему, чем восхищал своих черноглазых кузин, одетых в кофточки и сари из мягкого полотна, мода на которые проникла на плантации лет двадцать пять назад.

Когда для части рабочих стали строить маленькие домики типа коттеджей, Нагалингам был уже мужчиной в летах. У него был взрослый сын Патхманатхан, чьи манеры и поведение существенно отличались от отцовских. Патхманатхан носил на работу шорты цвета хаки и сменил шерстяное одеяло-накидку на цветной плащ из синтетической ткани. Направляясь в город, он надевал хорошо сшитую рубашку вместо старомодной джибы, дхоти из мягкой материи или красивый саронг (мужская юбка). Носовой платок, авторучка, наручные часы и модные тогда сандалии придавали еще больше важности его персоне.