Георгий Ушаков - По нехоженной земле

Ничто не помогает. Минуты, нужные для наблюдений, проходят даром. Возвращаемся в палатку и начинаем заниматься кухней, потом засыпаем. Проснувшись, вновь выжидаем время наблюдений, опять смотрим на небо. А солнца все нет и нет. Даже не видно, в какой стороне оно находится, — настолько плотны скрывающие его облака. Определить его местонахождение можно только с помощью хронометра и компаса.

Провести наблюдения опять не удается. Мы идем в палатку и принимаемся за чаепитие. Не полярное путешествие, а какой-то сплошной курорт. Но нам необходимо продолжать путь. Каждый лишний день вынужденного бездействия бесполезно расходуется продовольствие, собачий корм и топливо, а главное — драгоценное время. Сейчас мы находимся лишь на половине северного маршрута, а ведь нам предстоит еще другой маршрут — в центральную часть Земли. Когда же мы сможем в него выйти?

Кто не возражает против лишнего дня стоянки, так это наши четвероногие друзья. Они полностью получают свои порции пеммикана, наслаждаются относительным теплом и лежат, вытянув лапы, а для развлечения время от времени ворчат и перелаиваются между собой.

Надо признать, что наши собаки оказались совсем не плохими работниками и полностью рассеяли все первоначальные сомнения в их достоинствах. За этот поход погиб только один Серко, да и то не от работы, а в драке с Бандитом; потом отбился в дороге Гришка — толстый, жирный лодырь, не желавший работать. Остальные усердно трудятся и честно зарабатывают свои порции пищи. Несмотря на солидную нагрузку, если нет на пути торосов или глубокого, рыхлого снега, мы почти всегда можем сидеть на санях.

Пока в этом маршруте мы путешествуем с достаточными удобствами и не отказываем себе ни в чем, что может быть доступным в санном путешествии. Нет опасений, что эти условия могут резко измениться и в будущем. Мы располагаем достаточными запасами продовольствия и силами, чтобы обогнуть с запада эту часть Земли и выйти к продовольственному депо на мысе Серпа и Молота.

Но все-таки время дорого. „Великое сидение“ на мысе Молотова начинает нервировать. Хоть бы скорее увидеть солнце и тронуться к западным берегам Земли!»

Эту запись я закончил в 10 часов, когда затянутое тучами небо не обещало изменений в погоде. Но скоро, словно вняв нашим мольбам, оно начало очищаться от облаков. Появилось долгожданное солнце. Сейчас мы были рады ему больше, чем когда бы то ни было. К вечеру определение астрономического пункта было закончено.

Воспользовавшись отличной видимостью, мы еще раз поднялись на самую высокую точку ледникового щита и вновь осмотрели море. Оно было таким же, как и три дня назад. Совершенно чистая от льдов вода уходила за пределы горизонта. Потом мы подъехали к самой воде.

Глубина моря, примыкавшего вплотную к ледниковому щиту, была незначительной. Вероятно, часть ледника лежала в воде, а настоящий, низменный берег, возможно, находился где-то под ледниковым щитом, несколько южнее современной черты моря. Температура морской воды едва достигала — 1,8°. Попрежнему здесь было много птиц и, как прежде, отсутствовали тюлени.

Открытое море продолжало интересовать нас. Повидимому, это явление было целиком связано с общим дрейфом льдов из моря Лаптевых в Центральный полярный бассейн и с тем, что льды, вскрытые постоянным ледовым потоком с юго-востока, отогнаны от мыса Молотова ураганом, пережитым нами 10 мая.

В 1913 году суда Гидрографической экспедиции были близки к этой точке с востока, а в 1930 году почти так же близко с запада подходил к ней «Седов».

К сожалению, в обоих случаях не ставилась задача обхода Северной Земли, и, возможно, лишь поэтому мыс Молотова не был открыт до нас.

Мысль о возможности прохождения здесь кораблей была очень заманчивой. Воображение рисовало суда на фоне ледникового щита мыса Молотова. Но реально нельзя было не считаться с постоянной тяжелой ледовой обстановкой в Карском море и с неминуемой борьбой со льдами, выносимыми в Центральный полярный бассейн из моря Лаптевых.

Ясно было лишь одно — много еще предстояло работы советским исследователям, много еще в Арктике было нерешенных проблем.

Теперь, когда солнце не так уже было нужно, оно ярко светило всю ночь. И только утром, когда мы собирались покинуть мыс Молотова, оно опять скрылось за облаками.

На астрономическом пункте надо было поставить какой-нибудь прочный знак, чтобы в будущем найти точное место наших наблюдений. Обычно мы выкладывали каменный гурий, но здесь не было ни камня, ни другого материала, кроме льда. Сами мы тоже никакими строительными материалами не располагали. Поэтому в точке, где стоял теодолит, пришлось поставить всего лишь тонкую бамбуковую вешку. Под ней вкопали в лед бидон из-под керосина, к ручке его привязали бутылку с запиской о нашей экспедиции, пройденном пути, открытии северной оконечности Земли, о присвоении ей имени товарища Молотова, со сведениями о наших дальнейших намерениях и запасах продовольствия.

19 мая мы покинули мыс Молотова. Он остался таким же, каким мы его увидели впервые — белым, строгим и суровым. Долгие века этот кусочек земли ждал человека, пока его не достигли советские люди. Теперь каждый географ, каждый моряк и каждый школьник будет знать, что Северная Земля заканчивается мысом Молотова, открытым 16 мая 1931 года советской экспедицией.

Мыс Молотова, являвшийся поворотным пунктом нашего похода, остался позади. Мы повернулись затылком к северу и двинулись назад, но не по проторенной дороге, а вновь по целине. Наши собаки бежали на юго-запад, вдоль отлогого склона ледника. Начались западные берега Земли, не виданные даже нами, а ведь мы уже вправе были считать себя аборигенами здешних мест.

Охотник был не в духе. Кроме старых медвежьих следов да иногда пролетавших чаек, он не видел здесь других признаков жизни.

— Это не край земли, а край света, — наискосок через улицу от самого чорта! — ворчал охотник. — Сюда даже звери не заходят!

Раздраженный отсутствием зверя, он явно преувеличивал. Многочисленные старые следы медведей опровергали его выводы.

Но сейчас, если не считать птиц, живности здесь действительно было мало. При наличии вскрытых льдов и больших пространств воды можно было бы рассчитывать на гораздо большее.

За одиннадцать суток со дня ухода с мыса Ворошилова мы лишь два раза пересекли свежий медвежий след, убили одного и подарили жизнь пяти зверям, бродившим недалеко от наших стоянок, севернее мыса Розы Люксембург. Кроме того, дважды видели след песца и ни разу не замечали следов лемминга, а за четыре последних дня наблюдений за открытым морем увидели только одну нерпу.