Георгий Ушаков - По нехоженной земле

Наше положение серьезнее, чем казалось. Сегодня рано утром туман исчез. Облака рассеялись, показалось солнце.

Мы на лыжах пошли на разведку. Добрались до мыса, замыкавшего Снежную бухту (так мы окрестили ее за обилие снега на льду) с запада, и проделали в оба конца километров двенадцать.

В западной части бухта еще глубже врезается в Землю. Кут ее находится километрах в четырех от западного мыса. За бухтой берег Земли уходит на северо-запад. Ледниковый щит, против которого мы стоим, прерывается километрах в пятнадцати-двадцати. Дальше на северо-западе виден другой такой же щит. Между ними большой прогал.

Снегу на льду попрежнему много, и за последние сутки он не стал ни крепче, ни рыхлее — та же каша, что и была. Когда мы шли в первый конец, лыжи кое-как держали нас на снегу, а возвращаясь обратно, вынуждены были снять их и по колено брели в жидкой снежной массе.

В кут бухты впадает большой поток, берущий начало, повидимому, где-то между ледниковыми щитами. Сегодня скопившаяся вода прорвала многометровые снежные забои в русле, и поток с шумом устремился на лед. Рев воды слышен на полтора-два километра и напоминает гул далекого водопада.

Вода все больше и больше заливает лед бухты и пропитывает снег. Это „вода на нашу мельницу“. Чем больше печет солнце, тем скорее ручьи, потоки и речки промоют себе сток в прибрежном забое, зальют прибрежные льды и растопят снег, и мы получим возможность итти дальше.

Сидим и надеемся, что такая погода продержится хотя бы дня три-четыре. Думаем о солнце, о потоках воды. А в глубине души растет тревога: как бы эти потоки не оказались слишком мощными. В таком случае они не только растопят снег, но могут размыть и прибрежные ровные льды. Тогда волей-неволей нам нужно будет итти по земле. Это будет слишком тяжелым предприятием и нарушит все наши планы.

Все же унывать еще рано. Пока мы можем выжидать. Остается к этой возможности прибавить хорошую дозу спокойствия. Только вот из бухты надо выбираться при первой же возможности. Здесь может размыть лед раньше, чем у открытого берега. Тогда мы окажемся на положении зайцев в половодье. Если завтра продержится такой же день, то к вечеру снег должен осесть, и ночью мы попытаемся выбраться из нашей западни.

Ночью небо затянуло облаками, но утром они быстро рассеялись, и начало пригревать солнышко. В полдень в тени термометр показывал +4,5°, а на поверхности снега + 1,7°.

Днем спустили с цепей собак. Солнце и тепло оживили их. Они начали бегать, резвиться и скоро занялись охотой. Один из соседних бугров, наиболее сухой, оказался заселенным леммингами. Вся земля была изрыта норами. Наиболее удачливые собаки вернулись в лагерь с полными желудками и во время кормежки отказались от своих порций пеммикана.

…Весь сегодняшний день стоит мертвая тишина. Я сижу недалеко от лагеря. Рядом со мной несколько собак. Разомлевшие от непривычного тепла, они лежат без движения. Весь лагерь в покое. Бесконечно глубокий сапфировый небосклон опрокинулся над белым простором льдов. До предела чист и прозрачен воздух. И над всем этим стоит абсолютная, мертвая тишина. Ни звука, ни шороха, ни шелеста. Даже обычно крикливые чайки летают совершенно бесшумно.

Чтобы рассеяться, беру карабин и иду прогуляться по тундре. За мной увязывается несколько собак. Только через несколько часов возвращаюсь в лагерь успокоенный и уверенный в себе.

Пока я бродил, вода в большом количестве скопилась в русле соседнего потока, но, не преодолев берегового забоя, устремилась в небольшую ложбину и нашла выход к морю восточнее нашего лагеря. Палатка оказалась отрезанной от тундры широким шумным ручьем.

Пора покидать эту бородавку. Кстати, в Снежной бухте все больше и больше темных водяных пятен.

Итти, вероятно, будет легче. Во всяком случае, попробуем выбраться отсюда.

Вышли в полночь. Сразу встали на лыжи, но скоро выяснилось, что пока необходимости в них нет. На протяжении нескольких километров поверх льда лежал слой воды глубиной от 5 до 15 сантиметров. Снег, попадавшийся небольшими перемычками, был значительно тоньше, чем два дня назад. Собаки все еще старались избегать воды, но потом, очевидно, поняв, что по воде тащить сани гораздо легче, чем даже по неглубокому снегу, сами стали тянуть к каждому голубеющему озерку, как только оно попадалось им на глаза. Временами они переходили даже на галоп, и тогда во все стороны от упряжки летели целые фонтаны брызг. Теперь за ними пешком было не поспеть. Мы сели на сани. Но сидеть нам пришлось совсем недолго. В конце седьмого километра мы достигли западной стороны Снежной бухты. Здесь берег образован рядом невысоких возвышенностей, которые легко можно принять за отдельные островки. Однако все они соединены или очень низкими перемычками, или намывными косами.

В месте нашего выхода лежал береговой намывной вал. Далее море небольшой излучиной, шириной километров пять, вдавалось в Землю. Решили срезать излучину.

Здесь ни вблизи берега, ни в отдалении от него не было и признака воды. Вся поверхность излучины была бела, как скатерть. Мы уже знали, что это такое, и не ошиблись. Как только сани вышли на лед, так и погрузились в снежное месиво. Белизна снега, как мы и ожидали, была только кажущейся. На льду скопился слой воды. Поверх нее лежал пропитанный водой снег, покрытый, в свою очередь, крупнозернистым фирном, и все это прикрывала корочка хрупкого льда.

Дорога была очень тяжела. Но что же делать? Надо было добраться до намеченного берега. Чем дальше, тем становилось хуже. Сначала мы сбросили меховые рубашки, потом шерстяные фуфайки.

Остановки участились. Пришлось пробивать путь на лыжах. Они оставляли две глубокие борозды. Собаки, видя впереди человека и какое-то подобие дороги, шли дружнее и останавливались реже. Через восемь часов мы добрались до намеченного мыска.

Продвинулись от старой стоянки на одиннадцать с половиной километров. Это немного, но все же лучше, чем ничего. Когда-то мы делали за один переход почти полградуса широты, а теперь радуемся, если нам удается сделать полградуса долготы. Времена и условия меняются.

Мысок совсем обтаял, местами сухой. Много цветов. Ложечная трава, лютик-пигмей, камнеломка, сравнительно много метлика. Узкой полоской, точно грядкой, южный склон мыса опоясан полярным маком. Много леммингов.

Разбили лагерь. Собак пустили на охоту.

Опять целый день на месте. Начинает надоедать. Еще вчера мы успели осмотреть весь клочок земли, на который вылезли после тяжелого пути. А сегодня делать совсем нечего. Единственное занятие — ждать, пока выправится дорога. Мы даже приблизительно не знаем, когда наступит настоящее таяние снега. Может быть, завтра, а может быть, через неделю. А вдруг так протянется целый месяц? Здесь и это возможно. Продукты убавляются. Пеммикана для собак осталось только на тринадцать дней. На охоту сейчас надеяться трудно. Тяжела бездеятельность. Изобретаем занятия. Перетащили на другое место палатку. Сварили суп. Попытались заснуть — не получилось. Кипятили чай, потом кофе. Наконец занялись составлением программы предварительного отчета экспедиции, хотя до представления его оставалось еще года полтора-два.