Эрих Раквитц - Чужеземные тропы, незнакомые моря

Но почему нас интересует этот дом? В нем в середине прошлого века жил доктор Генрих Барт — один из крупнейших исследователей Африки; его холостяцкая квартира находилась в первом этаже.

Барту не исполнилось еще и 25 лет, когда он удостоился в 1845 году ученой степени доктора философии и магистра искусств; к тому времени он успел уже многое повидать. Об этом молчаливо свидетельствовали собранные им коллекции: турецкие ковры, медные сосуды из Марокко и драгоценности из Египта. В 1845–1847 годах Барт совершил свою первую большую научную экспедицию — побывал в Испании, североафриканских странах, Египте, Малой Азии, Греции. Он буквально следовал путями Геродота, кстати сказать, Барт всегда возил с собой сочинения отца истории.

Собственно говоря, в юности Генриху Барту предназначалась совсем другая карьера. Отец, крупный гамбургский торговец, прочил Генриха своим наследником, но мальчика не прельщал уравновешенный, оседлый образ жизни за отцовским гроссбухом. Он предпочел другие книги. И когда его сверстники проводили время в играх, Генрих зачитывался сочинениями старых географов и естествоиспытателей (нередко слишком пространных и малопонятных). Скоро он познакомился со Страбоном [313], Плинием [314], Павсанием [315]и Геродотом, которых читал в оригинале. Наряду с этим Барт пламенно упивался описанием приключений Мунго Парка [316]; этот шотландец один-одинешенек пробрался внутрь незнакомого в то время континента и был первым белым, плававшим по Нигеру. После неимоверных лишений ему удалось возвратиться на родину. Второе путешествие в Африку Мунго Парк совершил в 1805 году. Но на этот раз судьба не осталась милостивой к бесстрашному путешественнику. В одной из стычек с местными жителями он утонул в Нигере, у порогов Буса. История отважного шотландца произвела большое впечатление на молодого Барта. Таинственная, неизвестная Африка очаровала его. Но кто же в юности не полон приключенческой романтики, кто не видел себя в мечтах героем смелых путешествий в неизведанные края? У Генриха Барта это было иначе. Для него тяга к дальним странам была не только заветной мечтой, какую люди в пожилом возрасте продолжают тихо хранить в сердце. Этот мальчик готовился к тому, чтобы осуществить свою мечту. Легко усваивая языки, он наряду с английским, греческим и латынью изучил еще и язык Магомета — арабский. Барт понимал, что этот язык поможет ему подобрать ключи к Черному континенту. Кроме того, опыт Мунго Парка, Хорнемана [317]и Рене Кайе [318]научил его: чтобы выстоять в Африке, нужно железное здоровье. И учителя Гамбургской гимназии только качали головами, видя, как Барт занимался гимнастикой, вместо того чтобы шалить с товарищами на школьном дворе. Такой целеустремленный фанатизм мальчика казался учителям чуть ли не зловещим. Но оснований жаловаться у них не было: хотя Генрих и был замкнутым одиночкой, учился он хорошо.

Барт не упускает свою цель из виду и в университетские годы. Избрав предметом изучения археологию и филологию, он исподволь готовит себя к занятию географией — молодой для того времени наукой, которая совсем недавно выделилась из общей дисциплины естествознания и специализировалась как самостоятельная отрасль знания. Подготовленный таким образом, Барт впоследствии мог полнее осмыслить прошлое и настоящее своей мечты.

Как мы уже говорили, Барт, окончив университет, предпринял свое первое в жизни путешествие по Северной Африке и другим странам Средиземноморья. Затем, получив звание приват-доцента в 1849 году, он стал преподавателем Берлинского университета и начал читать лекции о почвах Северной Африки. Но слушателей оказалось слишком мало. Революция 1848 года направила интересы студентов в сторону других событий, они не очень-то интересовались столь отвлеченной темой. Неудача тяжко ударила по честолюбию Барта. Чрезвычайно требовательный к себе, он не находит оправдания своей несостоятельности, ему становится ясно: чтобы проявить себя и вновь обрести уверенность, нужно другое, более широкое поле деятельности.

Однажды октябрьским вечером 1849 года Генрих Барт обнаружил дома письмо профессора Карла Риттера — друга отца и своего учителя, благодаря которому он в свое время познакомился с географией. Как благодарен был Барт этому 70-летнему ученому! (Риттер вместе со знаменитым Александром фон Гумбольдтом был одним из творцов сравнительной географии и много способствовал тому, чтобы она развилась в самостоятельную дисциплину.) Барта охватило предчувствие, что письмо содержит нечто чрезвычайно важное; только несколько дней назад он навестил Риттера, но ведь ни о чем особенном тогда разговора не было. Торопливо он вскрыл конверт. В письме Риттер сообщал, что английское правительство намерено послать в Центральную Африку известного своей смелостью путешественника Джемса Ричардсона [319]. Бунзен, прусский посол в Лондоне, давал понять, что кто-либо из немецких ученых может присоединиться к этой экспедиции при условии, если внесет 200 фунтов стерлингов на покрытие дорожных расходов. Барт быстро взглянул на последние строки письма: в качестве участника экспедиции предлагали именно его!

Такая возможность бывает только раз. И он ее не упустит!

Генрих Барт зажег керосиновую лампу на своем письменном столе и осмотрелся. Как здесь было тепло и уютно и как каждый предмет в этой комнате ему дорог и мил! Задумчиво он раскурил трубку и откинулся в кресле, следя за колечками дыма. Что же он получит взамен?

Африку!

Раскаленная пустыня, непроходимые девственные леса, дикие звери — таковы были в то время обычные представления об Африке. Но как мало, в сущности, знали об этом гигантском материке! Разве не удивительно? Ведь еще на заре истории северные районы этого континента были хорошо известны. Более того, в глубокой древности существовали прочные связи с далекими районами гигантского материка. Царица Хатшепсут [320], дочь фараона Тутмоса I, уже за 1500 лет до нашей эры снарядила суда на юг, в страну Пунт, чтобы привезти оттуда ладан, мирру и прежде всего золото. Но кто может теперь уверенно сказать, где расположена эта страна? Многие признаки указывали на то, что Пунт царицы Хатшепсут находится в районе Замбези. Если так, то египтяне плыли морем целых восемь тысяч километров. Нужно, однако, заметить, что инициатива такой экспедиции зародилась не в голове царицы. Она лишь вспомнила древнюю традицию, насчитывающую, как теперь доказано, тысячу лет и возникшую еще раньше. Заслугой Хатшепсут было только то, что она вспомнила об этих выгодных экспедициях. Так или иначе, но подвиг древних египетских моряков, преодолевших такое громадное расстояние на своих утлых суденышках, достоин всяческого уважения.