Эрих Раквитц - Чужеземные тропы, незнакомые моря

«Те из них, которых вывозят из страны и продают на рынках, составляют лишь небольшую часть. Мы не имели ни малейшего понятия об ужасной природе этой торговли до тех пор, пока не увидели ее начальной стадии. Не считая тех, которых удается поймать, остаются тысячи убитых или умерших от ран и голода вследствие того, что были изгнаны напавшими работорговцами из своих деревень. Другие тысячи гибнут в злодейских войнах, которые ведут между собой соплеменники и соседи из алчности, с целью добыть пленных; их поощряют к этому работорговцы из Кубы или из других мест. Множество скелетов, которые мы видели среди скал, в лесах, у небольших ручьев и вдоль дорог в джунглях, свидетельствуют об ужасных жертвах, о погубленных человеческих жизнях — косвенный или прямой результат этой адской торговли».

…Уже почти полгода находится Стэнли в пути. Цель, правда, уже недалека, но поход длится дольше, нежели того хотелось бы американцу. Неудачно сложилось то обстоятельство, что арабский вождь территории Унианиембэ — в 300 километрах к востоку от Уджиджи — находился в состоянии войны против туземного вождя, основательно обиравшего арабские караваны. Вопреки ожиданию этот вождь из племени руга-руга победил арабов, которые были гораздо лучше вооружены. Стэнли, пользовавшийся гостеприимством шейха, не рискнул идти через территорию руга-руга. Поэтому, к крайнему своему сожалению, он вынужден был на несколько драгоценных недель задержаться в Унианиембэ, пока горячие головы несколько успокоятся, чтобы затем сделать крюк в 600 километров через труднопроходимые джунгли и добраться до цели.

Наконец 28 октября 1871 года показались нищенские глинобитные хижины арабов и похожие на пчелиные ульи жилища негров важнейшего селения на берегу Танганьики.

Длинная колонна носильщиков остановилась, с волнением готовясь к предстоящему важному событию. Раздается залп, и развертывается американский флаг. Жители деревни толпами бегут к экспедиции. Один из чернокожих заговаривает со Стэнли по-английски. Это хороший признак. В самом деле, ведь перед Стэнли стоит Сузи, слуга Ливингстона, и заверяет, что доктор жив и находится здесь.

Что произошло позже, пусть расскажет Стэнли сам:

«…Тем временем головная часть отряда снова остановилась. Кирангос выступил вперед и поднял флаг, а Селим сказал: «Я вижу доктора. Ах, какой он старый: у него совершенно белая борода». Ах, что бы я ни дал, чтобы на минутку оказаться в джунглях и без свидетелей выкинуть какую-нибудь дикую штуку и разрядить свое едва сдерживаемое волнение. Но я поступил так, как мне показалось наиболее достойным; внешне спокойно я зашагал мимо людей к стоявшим полукругом арабам. Впереди них стоял белый с седой бородой. Медленно приблизившись к нему, я увидел, что он был бледен и утомлен. На нем были синеватая шапка с истрепанной золотой лентой, красный жилет и серые брюки. С каким удовольствием я побежал бы к нему! Но в присутствии окружавшей нас толпы у меня не хватило мужества. С не меньшим удовольствием я обнял бы его, но не был уверен, что англичанину это понравится. Поэтому я поступил так, как подсказали трусость и неоправданная гордость: степенно подойдя к нему, я снял шляпу и сказал:

— Вы, как я полагаю, доктор Ливингстон?

— Да, — сказал он с любезной улыбкой, слегка приподнимая шапку.

Мы сердечно пожали друг другу руки, и я сказал:

— Благодарю господа бога, доктор, что он позволил мне увидеть вас.

Он ответил:

— А я благодарю его за то, что могу вас приветствовать здесь».

Через 20 лет после встречи Фогеля с Бартом произошла эта вторая знаменательная встреча двух исследователей Африки.

Как случилось, что доктора в течение ряда лет считали пропавшим? В поисках самых южных истоков Нила он еще в 1859 году, будучи в Ньяса, слыхал, что далеко на западе есть крупные реки, текущие к северу. В 1866 году, сойдя в Занзибаре с корабля, он намеревался исследовать эти реки и проник в совершенно неизвестную область на запад от озера Танганьика. Этот край текущих к северу рек Ливингстон в течение нескольких лет обошел вдоль и поперек и только один раз отдыхал в Уджиджи. Поэтому он мог посылать о себе известия крайне редко, и, вероятно, они туда не дошли.

Тысячу километров на запад от Танганьики, в джунглях Маньемас, в водоразделе между Нилом и Конго, на Ливингстона было совершено нападение: он был ограблен и, заболев лихорадкой, с трудом дотащился через раскаленную глухомань до Уджиджи, где узнал, что все его запасы украдены. Он прибыл сюда только пять дней назад, по собственным его словам, «как муж, шедший из Иерусалима в Иерихон, попавший к разбойникам».

Ливингстон благодаря привезенным медикаментам и хорошему уходу быстро поправлялся, но Стэнли заболел болотной лихорадкой. Заботы доктора скоро его вылечили. Когда оба окончательно поправились, они решили вместе исследовать северную оконечность Танганьики и прежде всего установить, является ли Рузизи только северным притоком озера или же стоком воды к озеру Киву или даже к озеру Эдуарда; в последнем случае Танганьику следовало бы считать истоком Белого Нила. Как Ливингстон и предполагал, оказалось, что Рузизи только приток.

Это случилось во время одного из совместных разведывательных походов.

…Тропическая ночь наступила без перехода. Оба европейца улеглись у огня и молча смотрели на костер. Живой, подвижный Стэнли, никогда не лезший за словом в карман, на этот раз нерешительно мялся. Он хотел заставить своего молчаливого спутника рассказать, что пережил тот за последние годы. Но, с другой стороны, Ливингстон слишком хорошо разбирался в людях, чтобы не понять, что и этого трезвого газетчика уже охватила «африканская лихорадка». Однако поймет ли когда-нибудь Стэнли и полюбит ли эту Африку, как понял и полюбил ее он? Сумеет ли этот янки уважать и понимать чернокожих, как своих братьев? Пожертвует ли Стэнли этому Черному материку всем, как пожертвовал он? Быть может, этот энергичный молодой человек станет когда-нибудь наследником, призванным продолжить его труд? Ведь сам-то он уже не молод и болен. Но этой части света он останется верен до конца и вырвет у нее столько тайн, сколько сможет. А затем пусть придут другие…

Голос Стэнли прервал размышления Ливингстона.

— Что было вашим сильнейшим впечатлением в Африке, доктор? — спросил он напрямик.

Старый первооткрыватель на минутку задумался, а потом мечтательно ответил:

— Если вы любите Африку, то должны посмотреть грандиознейшую игру природы на африканской земле; я говорю о водопадах Виктории. Никогда не забуду тот день — это было 14 ноября 1855 года, — когда я вместе со своими макололо спускался вниз по широкой Замбези. Еще когда я в первый раз был в Линьянти, мой добрый уже умерший вождь Себитуане спросил меня, есть ли и в нашей стране тоже «мози оа тунья» — громоподобный дым. И я заинтересовался этими одним только туземцам известными водопадами. Действительность превзошла мои самые смелые ожидания. Сначала показались только высоко подымавшиеся кверху столбы водяного пара, нависшие над лесом, подобно степному пожару. Потом воздух постепенно стал наполняться все более усиливающимся гулом и громом. Лодки быстрее устремились вперед. Вся блестящая поверхность реки покрылась пеной. Моим ловко управлявшим лодками спутникам с трудом удалось сдержать их и направить к острову. Я сошел на берег, очень осторожно подошел ближе и стал свидетелем зрелища невиданной мощи. Пенный покров реки — шириной около 1800 метров — внезапно обрывался и, как бы поддерживаемый какой-то волшебной силой, несколько секунд парил над бездной, чтобы затем обрушиться в бездонное, глубокое скалистое ущелье. Нельзя описать, как там бушевало и ревело! Я оглох от грома водопада и ослеп от водного простора. Мои макололо в благоговейном ужасе закрыли лица руками, а я преклонил колена перед могуществом стихии. Две вечные радуги перекинулись через эти жуткие пропасти. «Мотсе оа каримо» — называли их мои чернокожие — «божьи жезлы». И лучше не скажешь…