Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

В Черчене, Чакалыке и Ачане шкуры яков скупаются купцами, которые везут их в Хотан для перепродажи кожевникам. Яковая кожа очень ценится за свою прочность и неизносимость. За шкуру взрослого яка-быка охотник выручает около 8 рублей; за шкуру коровы или теленка гораздо меньше.

Таглыки основательно считают охоту на яков опасным делом и предпочитают поэтому охотиться за ними целыми партиями. Можно представить себе положение охотника, на которого бросится разъяренный зверь: охотнику нужно время, чтобы зарядить свое неуклюжее ружье, так что ему нелегко выйти из борьбы целым и невредимым. Попади он только под это чудовище, бросающееся на него, выставив рога, он будет раздавлен в одно мгновение.

Из лагеря № XIX, где мы отдыхали день, виден был величественный горный пик, на две трети своей высоты окутанный сверкающим снегом. Пик этот, господствовавший надо всей окрестностью и видимый издалека, словно маяк, я назвал «Скалой короля Оскара».

К востоку от лагеря расстилалось большое озеро, по северному берегу которого мы следовали. Вода была очень горька на вкус, но зато отливала прекраснейшими тонами, и на волнах качались стаи чаек. По берегу вилась тропа, с виду проложенная людьми верхом или скотом. Но таглыки утверждали, что тропу проложили яки и куланы, о чем и свидетельствовал оставленный животными помет. Меня удивляло, что нам до сих пор не попалось на пути ни одного скелета яка, между тем как местность изобиловала яками. Лишь здесь на берегу нашли мы в первый раз два черепа и пористые, побелевшие кости. Быть может, животные, чуя приближение смерти, уходят в недосягаемые пустынные области на высотах или на берега озер, где волны и смывают их трупы.

9 сентября сделали длинный и трудный путь через низ-кий перевал. Форсированный переход этот стоил нам лошади и осла. Частенько отсутствие подножного корма заставляло нас делать обширные переходы, пока наконец мы не находили травы, на этот же раз, сколько мы ни шли, местность оставалась бесплодной. Маису у нас оставалось только на десять дней, и мы позаботились главным образом о лучших наших лошадях. Из остальных многие готовы были пасть.

10 сентября мы шли по бесконечной равнине, прорезанной ручьем, который, дробясь на бесчисленное множество рукавов, направлялся к востоку, в озеро. На берегу последнего мы отдыхали целый день, так как на окаймлявших озеро холмах росла реденькая травка. Отдых в этот день явился тем более кстати, что нас захватила настоящая зима. Весь день шел снег и град, а леденящий ветер налетал со всех сторон. Окрестность буквально тонула в сплошном тумане.

Осмотрели ящики с продовольствием, и в результате оказалось, что впредь надо быть побережливее. Муки, хлеба и чаю могло хватить еще на месяц, но нас было ведь одиннадцать человек, и неизвестно, сколько времени оставалось еще нам брести до первого селения. Из взятого нами с собой стада уцелела всего одна овца. В худшем случае мы могли питаться мясом диких яков. Прошло полтора месяца, как мы покинули населенные области, так не диво, что все мы сильно соскучились по людям и горели желанием встретить человека, кто бы он ни был.

В течение дня нельзя было приняться ни за какие наблюдения, и я просидел весь день, закутавшись в шубы и занимаясь черчением карты или чтением. Пальцы от холода посинели и закоченели; славно было погреть их над чайником, когда подали горячий чай. Только поев или напившись горяченького, мы и оттаивали на некоторое время, пока вечный ветер опять не замораживал нас.

12 сентября. В 6 часов утра, когда мы стали строить караван, вся окрестность до самого озера была покрыта белой пеленой. Среди этой общей белизны ландшафта снежные вершины южного хребта выдавались уже не так резко, как прежде. В течение всего дня мы держались береговой линии. К востоку открывалась величественная панорама; по обоим берегам высились горные великаны Северного Тибета. Белая оторочка пены окаймляла все контуры береговой линии. Волны со своеобразным металлическим плеском, вероятно вследствие разреженности воздуха и высокого удельного веса, ударялись о прибрежный щебень.

Подножный корм попадался все реже и худшего качества, чем в первую половину нашей тибетской экспедиции. Кроме того, мы теперь убедились, что лошади и ослы не пригодны для таких высот. Верблюды держались еще стойко, хотя и сильно исхудали. Люди полагали, что подножный корм сам по себе вреден для животных. Против этого, однако, говорило то обстоятельство, что он вполне удовлетворял куланов и диких яков.

13 сентября, пересекши равнину, прорезанную довольно значительной, впадавшей в озеро горной речкой, мы по лабиринту холмов стали подыматься к перевалу, который должен был явиться новым водоразделом. Ни единый звук не нарушал тишины.

Наконец мы достигли перевала; по ту сторону его воды стекали в совсем крохотное озерко, вроде лужи. Когда я прибыл сюда, наши палатки были уже разбиты на берегу этого озерка. Пресеченная поверхность подавала мне надежду, что мы приближаемся к периферической области и скоро достигнем какого-нибудь из истоков Янцзы.

Лагерная стоянка № XXVI (высота 5043 метра) явилась одной из самых неблагоприятных. Подножного корма почти никакого не было. Чтобы вскипятить воды для чаю, нам пришлось пожертвовать двумя кольями от палатки. Было уже темно, когда усталые верблюды и пять последних наших ослов дотащились до лагеря.

Положение наше становилось до некоторой степени критическим вследствие переутомления животных. Оно начинало напоминать нам о злосчастной экспедиции в Такла-макан. В самом деле, караван наш таял, как и тогда. Как и тогда, мы с нетерпением обращали наши взоры к востоку, ища признаков изменения рельефа поверхности. Зато теперь у нас не было недостатка в воде, и в случае, если бы даже все животные наши пали, мы сами могли бы дотащиться до человеческих жилищ.

14 сентября. К списку павших прибавились еще лошадь и осел. Пролетела к северо-западу, по направлению к Лоб-нору, стая гусей — явление замечательное в это время года. Весь день мы шли прямо к востоку, между гребнями гор средней величины, по широкой долине, по которой протекал прозрачный ручей. То обстоятельство, что путь подымался в гору очень отлого, не приносило нам значительного облегчения, так как почва была рыхлая, пропитанная влагой и вязкая, как ил. Вечером люди стали просить меня дать им день отдыха. Два верблюда и два осла были плохи, и, если выступать завтра же, приходилось их бросить.

18 сентября. Выпавший вчера густой снег сильно затруднил животным отыскивание подножного корма. Одного осла и пришлось бросить; две лошади также не годились больше. Пришлось пустить их идти вместе с четырьмя последними ослами, из которых лишь один был в состоянии нести легкий вьюк. Теперь у нас оставалось только восемь годных для дела лошадей, исхудалых и отощавших. Верхом ехали лишь я, Ислам-бай и Парпи-бай; остальные люди все шли пешком. Из верблюдов двое тоже были плохи. Собаки чувствовали себя отлично, вволю угощаясь мясом павших животных.