Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

Однажды в доме Вильмана испортилась система отопления. К нему явились трое мужчин, назвавшиеся слесарями. Они обыскали хозяина — боялись, нет ли у него при себе диктофона. Затем устроили допрос, угрожая, что труп Вильмана «выловят из Рейна где-нибудь под Леверкузеном».

Через некоторое время вместе с Хайнцем в лифт вошли мужчины, их опять было трое. Они били журналиста, гасили о его тело сигареты. Затем сбросили с четвертого этажа в лестничный пролет. Вильман чудом остался жив.

Но спустя еще месяц он погиб. В заключении медиков говорится, что смерть наступила в результате «цирроза печени, разрыва кровеносных сосудов пищевода, внутреннего и наружного кровотечения» и что «пострадавший умирал долго, мучительно, сохраняя полное сознание».

Почему же Вильман, боровшийся со смертью, как считают врачи, около двадцати часов, не позвонил и не позвал на помощь, тем более что телефон стоял у его кровати? Почему не отзывался на телефонные звонки? Почему ключ торчал снаружи двери, хотя Хайнц всегда запирался, входя в квартиру? Расследовав все это, Вальраф сделал вывод, что бывшего репортера «Бильд» убили…

Сценка в центре Западного Берлина

Отель «Шварцерхоф» находится в двух шагах от улицы Курфюрстендамм. Она вроде Бродвея в Нью-Йорке, Оксфорд-стрит в Лондоне или нашей улицы Горького — самая главная и самая знаменитая. Но в Западном Берлине еще и самая длинная — 3,5 километра — и наиболее фешенебельная. Тут царство магазинов: от «КВД» («Кауфхоф дес Вестенс» означает «торговый двор Запада», это действительно грандиознейший торговый центр, площадь которого 43 тысячи квадратных метров) до лавочек вроде «Бутик», где торгуют модными вещами, и знаменитой толкучки «Фломаркт». Когда темнеет, Курфюрстендамм озаряется неоновыми огнями: завлекают рекламы кинотеатров, соревнуются в яркости надписи над ресторанами и кафе, подмигивают светящиеся буквы над входами в кабаре и стриптизные клубы.

Кстати, горожан все больше тревожит, что Курфюрстендамм превращается в гамбургский Рипербан — центр порнографии и проституции. Особенно возмущает «пип-шоу» [23] Пип — поглядывать (англ.). , которым Западный Берлин заразился от Соединенных Штатов. За океаном болезнь прошла, а на Курфюрстендамм засилье этих заведений. Зайдя в кабинку, посетитель бросает монету — и раздвигаются занавески: перед ним обнаженная женщина, танцующая под медленную музыку. Вскоре занавески задвигаются. Продолжение «удовольствия» требует еще монеты.

— Наш город любят называть витриной Запада. Похоже, что эта витрина становится очень грязной, — сетовал в разговоре со мной представитель сената. С тревогой пишет о переменах в Западном Берлине и Гюнтер Вальраф.

Однако у Шпрингера другое мнение. «Берлинер моргенпост» начала публиковать подборку статей о том, как еще больше «осовременить» Курфюрстендамм. И знаете, что, среди прочего, она предложила? Снести Gedächtniskirche. Эта церковь была разрушена в годы войны. Такой она и поныне стоит, призывая не повторять катастрофических ошибок. И вполне понятно, что она ненавистна Акселю.

За личными впечатлениями, за судьбами разных людей, с которыми довелось встречаться, о которых читал и слышал, прослеживается одна закономерность. Чем больше вправо поворачиваются западные, прежде всего заокеанские, лидеры, тем мощнее становится машина террора — и физического, и психологического, под ее тяжелые гусеницы попадают все новые и новые жертвы.

Но это дорога в никуда.

Точнее, к катастрофе. А есть совсем другой путь.

Плиты. Белые каменные плиты. На них высечены имена: Божидар Стоянович, Иван Александрович Стрижов, Маша… Часто на плите два слова: Непознати борец — Неизвестный воин.

Здесь покоятся югославские и советские воины, погибшие осенью сорок четвертого. Торжественная тишина. Слышно лишь пение птиц. Под густыми сводами деревьев прохладно. Трудно поверить, что за воротами, в двух шагах отсюда, пышущие летним зноем, забитые автомобилями улицы.

Но и там ощущаешь память минувшей войны. Я шел к Мемориалу освободителям Белграда по улице Маршала Толбухина. Затем свернул на улицу, носящую имя другого советского военачальника — маршала Бирюзова. А на стене дома в глаза бросились полустертые от времени слова, выведенные черной краской: «Мин не обнаружено». Надпись оставил неизвестный советский солдат.

Память о минувшем. Она повсюду в городе, который захватчики разрушали тридцать девять раз. Каждому гостю обязательно показывают Калемегдан — старинную крепость, воздвигнутую на холме, где когда-то стоял римский легион Флавия Феликса. До древних римлян в Калемегдане оставили свои следы кельты, а позже — византийцы, турки, австрийцы… Здесь разбит парк, верхний бастион превращен в смотровую площадку, откуда открывается прекрасный вид на слияние Савы с Дунаем.

В годы второй мировой войны вон там, возле Савы, были бараки, сторожевые вышки, дымил крематорий. Вдоль колючей проволоки бегали свирепые овчарки. В этом концентрационном лагере фашисты уничтожили десятки тысяч югославов.

На месте лагеря смерти — одетая в камень набережная Памяти жертв фашизма.

Двадцать три века город находился на правом берегу Савы. В конце 40-х годов начали застраивать левый, заболоченный, берег. Застраивать по тщательно продуманному плану, избегая однообразия, монотонности. Так родился Новый Белград. Ныне в нем живет треть населения столицы — свыше 400 тысяч человек. Широкие проспекты, один из которых носит имя Юрия Гагарина. Ультрасовременные здания: то ступенчатые, то круглые. Огромный, но изящный мост «Газела» с замысловатыми петлями автомобильных развязок, перекинутый через Саву.

И — Дворец конгрессов, он поднялся в Новом Белграде за рекордно короткий срок — одиннадцать месяцев. Его строили круглосуточно три тысячи человек. Это целый город с почтой, ресторанами, магазинами, комнатами отдыха, гаражом. На стенах мозаика и ковры — произведения лучших югославских мастеров. Идешь по коридору — и тебя обступают северные ели и тропические пальмы, кипарисы, папоротник — из разных концов света привезли их сюда. Поистине дворец!

Первый этаж отдали в распоряжение делегатов Белградской встречи, на втором находились кабинки «синхронщиков», а третий занимали журналисты, их приехало около тысячи. Вполне естественная цифра — интерес к встрече был огромен.