Андрей Рогач (Анро) - 21 стакан. Истории Йогеша, записанные Анро

Замедления же времени не было. Обычно замедление внешнего времени бывает в чрезвычайных ситуациях. Специально этого лучше не делать, поскольку сокращается жизнь. А вот ускорять – это пожалуйста: ускорение, наоборот, продлевает. Я думаю, без Рамдаса тут не обошлось.

Я ночевал в одном небольшом одноэтажном ашраме на берегу Ганга. В нём было около пятнадцати комнат. С двух сторон храма – стена, с третьей – здания, самадхи Пал Бабы под землёй, а с четвёртой – обрыв с видом на реку. Когда мы с Рамдасом впервые пришли туда, я скинул снаряжение и пошёл на поиски туалета. Встретившийся монах подсказал: «Выйдешь через дверь, пойдёшь в сторону ворот и в стене между дверями и воротами увидишь». Я прошёл вдоль стены, увидел деревянную дверь и открыл – это была старая нерабочая душевая и использовалась она как хранилище для инструментов и хлама. Прошёл дальше – ничего нет. Вернулся, ощупывая стену, опять дошёл до душевой. Хотя был день, я уже немного не доверял своим глазам и решил воспользоваться руками – вновь только одна дверь. Я вернулся к Рамдасу и сказал, что не нашёл здесь туалета.

Он ответил: «Я же видел, проходил мимо него, выйди посмотри». Я опять два раза прошёл туда-сюда. Когда я вновь хотел войти и спросить Рамдаса, что делать дальше, почувствовал внутренний толчок и обернулся. Пространство будто бы отодвинулось несколько назад – и появилась новая дверь в стене. Там был туалет.

Однажды решили мы с Рамдасом отпраздновать мой день рожденья. Захотелось чего-то привычного поесть, родного. Насобирали капусты, картошки, морковки, соли, перца, панира-это сыр, который приготавливается из прессованного йогурта. Сделали борщ, сели есть – он уплетает за обе щеки, а я пожевал-пожевал – что-то не то. У борща не было совершенно никакого вкуса. Не чувствовалось ни соли, ни перца – ничего, будто жуёшь мокрую промокашку. «Что-то я вкуса никакого не чувствую», – говорю. Рамдас хитро улыбается: «А я чувствую». Поел, облизал ложку и положил: «Вот так…» Я решил ещё раз попробовать – на удивление, вкус появился. Теперь и я смог насладиться знакомым вкусом родного борща.

Я медитировал в Ришикеше, на крыше гостиницы. На крыше было три кабинки, предназначения которых я не знал, но мы с Рамдасом использовали их для медитации. Обычно днём мы сидели там, читали что-нибудь или медитировали, а ночью расходились – он в левую, я в правую кабинку– и спали.

Однажды я сидел в центральной кабинке и медитировал, а он вышел и начал ходить вокруг кабинки против часовой стрелки. И что-то я стал чувствовать, как будто становлюсь моложе. Когда он прекратил свои действия, я ощущал себя пятилетним ребёнком. Рамдас начал о чём-то говорить, а мне стало так смешно, что я начал смеяться.

В последний раз я так смеялся, когда мне действительно было лет пять. Я даже упал, я катался по полу и просто смеялся. Рамдас всё пытался меня остановить, что-то говорил, но, в конце концов, вышел и стал ходить в обратную сторону. По мере того как он проходил круг за кругом, смех прекращался и я вернулся в обычное состояние.

Рамдас не хромал, но любил ходить с тростью. Это была чёрная палка с резиновым набалдашником внизу, а верхней загогулины не было: она отломалась, и нижняя часть использовалась как верхняя.

Многие садху перемещаются с тростью или посохом. Это очень многофункциональный инструмент в Индии. Трость спасает от собак. Если днём это очень милые существа, то ночью они сбиваются в стаи и преследуют одиноких путников. В этом не раз и самому приходилось убеждаться. Однажды во Вриндаване поздно ночью я шёл из храма на железнодорожную станцию. На улицах, кроме собак, никого не было. Они выходили из разных подворотен, собирались в большую стаю и шли за мной. У меня палки не было, и я время от времени оборачивался и пугал их громким рявканьем. Каким-то образом получалось их удерживать.

Это было довольно интересное ощущение – когда за тобой идёт стая из тридцати собак – немного страшно, но всё же есть уверенность в некой защите.

Кроме того, тростью можно отгонять обезьян, стуча ею по земле. Они живут на крышах и постоянно ищут, чего бы урвать. Я встречал два вида. Лангуры, или, как их ещё называют, хануманы держатся подальше от людей. Другие же – светло-коричневые, краснолицые, приземистые и практически без хвостов – эти более наглые.

Бывает, что сидишь, ешь, а они из-под носа могут что-нибудь утащить. Или прямо из рук выхватить. Но чаще всего обезьяны проделывают это с женщинами и детьми. Правда, однажды обезьянам удалось украсть у меня ручку.

Я остановился на ночь в одном храме между путями железнодорожного вокзала в Нью-Дели. Проснулся от того, что кто-то шарит по моим карманам. Это был обезьяний детёныш, а его мать сидела рядом и пристально за мной следила. Из кармана была вытянута ручка и тут же изгрызена.

С одной обезьяной я как-то дрался стулом. Во Вриндаване я зашёл к одной знакомой на обед. Мне сказали, что у дома засела обезьяна и не пускает в комнату. Я пошёл и попытался её отогнать, а там здоровый самец сидит и нагло-нагло на меня смотрит, ещё и клыки показывает. Так как палки у меня не было, я взял стул и стулом его, стулом! Он подумал и решил, что стоит отступить, и ушёл.

В некоторых районах Индии туалеты делают на достаточно высоких опорах, чтобы под кабинки могли проходить свиньи и подъедать всё, что скапливается под ними. Пока ты сидишь внутри, они могут к тебе наведаться. И, чтобы они не пролезли через дыру внизу, нужно время от времени отбивать их палкой.

Рамдас ушёл, только трость его осталась в углу. Он говорил, что пора ему двигаться дальше, но я не думал, что это произойдёт так скоро, и надеялся, что мы успеем попрощаться. Но Рамдас ушёл ночью, и когда я проснулся, его уже не было.

Около месяца я ходил с этой тростью, потом потерял. Когда я лежал в больнице, был такой момент, что вдруг между сном и бодрствованием почувствовал, будто ко мне пришёл Рамдас. Его нельзя было увидеть глазами, но я чувствовал присутствие и то, как он по порядку кладёт ту самую трость на чакры.