Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Другой памятник свободного проявления привилегий сохранялся до прошлого года в городе Ревале или, скорее, в церкви св. Николая, которая ― не стоит тревожиться ― хорошо видна с борта парохода. Это было мумифицированное тело Шарля-Эжена, герцога де Круа, князя святой империи [Священной Римской империи], маркиза де Монт-Корнeто и Ранти. Тело было собственностью доброго пономаря, который, его показывал при условии пожертвования, в чем, надо отдать ему справедливость, он полагался на щедрость посетителя.

Герцог де Круа ― представитель той древней и славной бельгийской фамилии, предки которой были в родстве с королями Венгрии, ― родился где-то в середине XVII века. Он с успехом служил у Христиана V, короля Дании, присвоившего ему звание генерал-лейтенанта; у Леопольда I, сделавшего его фельдмаршалом и главнокомандующим своих армий в войне с Турцией, в которой он одержал много побед. С австрийской службы он перешел на службу Саксонии и, наконец, ― России. Раненый в Нарве, он был захвачен в плен Карлом XII и интернирован в Ревале. Где и умер 20 января 1702 года.

В течение столь краткого житья-бытья в Ревале герцог де Круа наделал долгов, каковые не мог вернуть. Он умер неплатежеспособным, и судебные власти города, в силу действующих законов, объявили, что телу будет отказано в погребении, пока его долги, сделанные при жизни, не будут погашены. И, как следствие этого, его поместили в углу церкви св. Николая облаченным в одежды, какие он обычно носил, то есть в униформу времен Петра Великого и шинель черного бархата; голову покрывал парик с длинными локонами, на ногах ― шелковые чулки, шея повязана галстуком из тонкого батиста.

В 1819 году маркиз Паулуччи, прибывший в Реваль губернатором балтийских провинций, из сострадания сделал несколько замечаний относительно бедного тела, таким безжалостным образом выставленного более века назад на обозрение любопытствующим поколениям. Но он ничего не мог поделать с твердостью ревальцев в осуществлении своих прав. Все, чем удалось маркизу Паулуччи помочь телу, это ― прилично уложить его в деревянный ящик, где он пребывал еще и три года назад, когда князь Трубецкой, который рассказал мне этот анекдот, там его видел.

Что особенно подчеркивал князь, так это уход доброго пономаря за трупом, каковой являлся для него кормильцем. Сама церковь св. Николая была не намного в лучшем состоянии по сравнению с принцем, а местами даже не была столь же хорошо покрыта, и пономарь передвигал мертвого с места на место, спасая от сырости, ибо, как сказал могильщик у Шекспира: «Нет ничего хуже воды для наших окаянных мертвых тел!»

Но и это не все; в хорошую погоду он выдвигал его на воздух; в летние дни выставлял под солнце; наконец, заботился о нем как санитар о своем больном. К несчастью для бедного пономаря, молодой император Николай глянул на эту экспозицию и в особенности на эту эксплуатацию трупа как на профанацию и приказал, чтобы принц де Круа, платежеспособный или нет, был погребен как христианин. Ревальцы не посмели пойти против воли императора, и благочестивый приказ был исполнен, к великому отчаянию пономаря.

Но самое достойное внимания в ревальской церкви св. Николая ― картина, изображающая Бегство в Египет . Вместо традиционного осла, принятого средством передвижения, несущего на себе богородицу с Иисусом-ребенком на руках и следующего за святым Иосифом, опирающимся на посох, художник усадил все святое семейство в великолепный экипаж, запряженный четверкой коней, коими правит при помощи длинных вожжей святой Иосиф в напудренном парике, тогда как там, где дверцы, порхают ангелы, обмахивая и затеняя святых путешественников от солнца своими крыльями. Надеемся, что художник будет вознагражден не за произведение, но за свой замысел, что был, бесспорно, хорош.

Прощай, мой дорогой малыш. Я изволил написать тебе такое длинное письмо перед сном. Ожидается, что завтра утром, если не проснемся раньше шести часов, то увидим Кронштадт. Не буду тебе рассказывать, что день выдался долгим: и правда, сейчас только одиннадцать с половиной вечера».

«26 июня

P.S. Выйдя на палубу около пяти часов утра, первое, что я увидел, дорогой друг, это русский флот, его маневры на Балтике. Адмиральский флаг указывал, что на борту корабля находится великий князь Константин. Князь очень любит море и, похоже, он не спешил вернуться в Кронштадт. Шел только под тремя марселями, а мог бы поднять все паруса.

Хотя «Владимир» не ахти какой ходок, но вскоре мы обошли флагмана.

К семи часам из-за волнующегося рыжеватого моря стали вырастать укрепления Кронштадта.

Кронштадт основан Петром Великим в 1710 году. Для туристов нужно писать Crownstadt ― Город короны; но, отдавая предпочтение голландскому языку, Петр назвал его Кронштадтом, как сначала Петербург назвал Питтербургом.

Это резиденция русского адмиралтейства; условлено, что мы говорим о Кронштадте.

В последней войне адмиралу Напье предписывалось взять Кронштадт. Это было бы, считал он, актом помощи английскому флоту. Он должен был завтракать в Кронштадте и обедать в Петербурге.

Когда снимались с якоря в экспедицию, спросили, не будет ли его последних распоряжений.

― Двойной запас хлороформа, ― потребовал грозный коммодор.

Ему удвоили запас хлороформа из английских аптек; но, явившись перед Кронштадтом, адмирал удовольствовался тем, что салютовал Кронштадту. Попросту он был неприступен, чего адмирал Напье не знал. Мы там утешились, взяв Бомарзунд.

Здесь, в Кронштадте, заканчивается рейс парохода, который ходит из Штеттина в Петербург, да, надо полагать, и всех других, имеющих слишком большую осадку для того, чтобы подняться по Неве до Английской набережной. Сюда за пассажирами приходит весьма малотоннажное судно.

По своему обыкновению, верный способам все облегчать, граф Кушелев написал еще из Парижа, чтобы за ним в Кронштадт прислали легкое судно. Таким образом, нам не грозило здесь застрять, и мы, оставляя весь багаж, тут же продолжили путь к Петербургу. Если не прибытие, то наш отъезд удостоился почестям артиллерийского салюта. Это великий князь Константин приветствовал Кронштадт 21-м пушечным залпом, и Кронштадт, в свою очередь, салютовал 21-м пушечным залпом великому князю Константину. Волей-неволей, мы насчитали 42 залпа орудий. Думаю, надо быть очень назойливым, чтобы продолжать расспрашивать нас об этом.

Встреча с Кронштадтом вызвала в моей памяти приключение месье де Вилльбуа с императрицей Екатериной Первой. Ты знаешь, что случилось тогда с Екатериной Первой, но не знаешь, вероятно, что это было с участием месье де Вилльбуа.

Месье де Вилльбуа был одним из тех отважных авантюристов, кто в прошлом веке отправлялся на ловлю счастья в Россию. Сын обедневшего бретонского дворянина, он стал заниматься контрабандой. Замешанный в одной ночной вылазке с перестрелкой, когда погибли два-три таможенника, этот контрабандист вынужден был податься в Англию, где рекомендательные письма, взятые с собой, помогли ему попасть на службу младшим офицером на военный корабль. В одно из плаваний корабль, на борт которого поднялся де Вилльбуа, зашел на голландский остров Тексел.