Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Итак, не стоит удивляться, если леса колокольни собора Петра и Павла сохраняются какие-нибудь год, два года, десять лет! Единственное, чему можно удивиться, так это исчезновению их в один прекрасный день.

Есть, однако, у колокольни собора Петра и Павла история, которая должна бы натолкнуть архитектора на мысль, как ускорить работы.

В 1830 году заметили, что одно крыло ангела, венчающего колокольню для красоты и в то же время играющего роль флюгера, надломилось и готово пасть с первой же бурей. Починка этого небесного крыла вызывала необходимость ставить очень высокие, и, следовательно, очень дорогие леса вокруг колокольни, поднятой над землей на 150 английских или примерно 400 французских футов. Леса оценивали в 200 тысяч франков. Это было накладно: затратить такую сумму денег, чтобы заколотить четыре гвоздя в крыло ангела; один гвоздь обходился в 50 тысяч франков. Думали-рядили, что делать: обсуждался и вопрос, не оставить ли поврежденное крыло, как есть, и будь с ним, что будет. Находились даже экономисты, которые утверждали, что ангел с одним крылом, став легче, будет лучше вращаться и будет показывать направление ветра быстрее и точнее, когда крестьянин по имени Петр Телушкин и кровельщик по профессии, попросил у властей разрешения сделать ремонт, чем вызвал обсуждение, без лесов и без любого другого вознаграждения, кроме возмещения понесенных им расходов, в чем нужно положиться на него, и платы за труд, после выполненной операции, от щедрот архитектора в той мере, в какой он ее оценит. Предложение показалось выгодным, и его приняли.

Дело было исполнено ко славе, самой высокой, мастера Телушкина, и без каких бы то ни было устройств, а только с веревкой, молотком и гвоздями, да еще молоток и гвозди, предназначенные для ангела, никак не помогали при восхождении. Великую радость испытали петербуржуа и огромный прилив гордости ощутили люди из народа, когда увидели, что Телушкин справился с задачей и осенил себя крестным знаменьем, благодаря бога за дарованную милость свыше, за то, что не свернул себе шею. Крыло ангела было починено, и через пять дней после того, как расстался с мостовой, Телушкин снова ступил на нее, такую расшатанную, какая бывает в Санкт-Петербурге, но более безопасную для него, конечно, чем бронзовая дорога с позолотой, которую он только что одолел. Внизу его ожидали охваченный неистовством народ и взбешенный архитектор. Среди поздравлений, которыми народ осыпал Телушкина, выделился голос архитектора:

― Крыло ангела не смотрится прямым, ― сказал он.

Глядя на ангела, затем оборачиваясь к архитектору:

― Думаю, ваше превосходительство ошибается, ― ответил Телушкин.

― А я, я повторяю, что крыло закошено в сторону, ― настаивал тот.

― Ладно! ― сказал Телушкин. ― Придется его выпрямить.

И он снова взялся за дело.

Но так как вопрос о вознаграждении решал архитектор, то Телушкин платы за труды не получил. Он вернулся к себе, и на какое-то время о нем забыли.

Месье Оленин, директор Академии, прослышал об этом приключении и о том, что несчастный кровельщик ничего не получил; пригласил Телушкина к себе и, попросив рассказать всю историю, представил его императору Николаю, который вручил крестьянину медаль и четыре тысячи рублей серебром. Обладатель таких денег, бедный Телушкин стал потерянным человеком. Раньше то ли было не на что, то ли в силу воздержанности, но он не пил. А с того дня не прекращал напиваться.

В России, к несчастью, пьянство в некотором роде поощряется правительством ― производство вина и других крепких напитков, которыми спаивают русский народ, предоставлено спекуляторам, именуемым otkoupchiks ― откупщиками , ― и поощряется следующим образом: чем больше народ пьет, тем больше дается откупа на производство спиртного.

Вот Телушкин и занялся активно тем, чтобы прибавить барыша винному откупу. В результате, во время холерного бунта в 1831 году, находясь в состоянии полного опьянения, на Сенной площади, что стала главным театром этого события, он выбросил какого-то медика из окна пятого этажа. Хорош он был или нет как врач, но разбился насмерть.

Признанный одним из главарей бунта и виновным в трагическом падении врача из окна, Телушкин был приговорен к наказанию кнутом и Сибирью. Был бит кнутом и отбыл в Сибирь. Ясно, что о нем не было больше ни слуху ни духу.

После того, как переедешь деревянный мост и спустишься на набережную, вытянутую с востока на запад, первый зеленый массив, который встречаешь, это ― Летний сад. На подъезде к нему нужно еще одолеть явно горбатый мост, переброшенный через речку Фонтанку.

Горбатый мост ― тоже из трудов Петра I.

Однажды, когда он самолично правил экипажем, везя шефа полиции обедать в свой домик, о котором поговорим в свое время, и который не следует путать с его первым домиком, рядом с крепостью, сохраняемым сегодня под стеклом, деревянный мост через Фонтанку рухнул под санями императора. Император и шеф полиции, оба оказались в реке. Петр выбрался на берег, помог в том же шефу полиции; затем, видя, что тот вылезает по его стопам живой и невредимый, он хватает свою историческую трость, которой имел обыкновение наказывать, и, как следует, отлупил своего компаньона как шефа полиции, ответственного за несчастный случай на Фонтанке.

После административного палочного взыскания:

― А! ― сказал он, ― пойдем теперь обедать; я вздул шефа полиции, но не моего гостя.

Легенда умалчивает, не пострадал ли аппетит гостя.

Летний сад ― Люксембургский сад петербуржцев; у него прямоугольная форма, и с одной стороны он ограничен Фонтанкой, с другой ― каналом. Внутри, как и снаружи, все ― по шнуру.

Прогулка по саду была бы довольно грустной, если бы Екатерина не додумалась привнести туда немного Варшавы, чтобы поразвлечь гуляющих, то есть разместить там статуи и бюсты, взятые ею из варшавских публичных садов, после раздела Польши. Я не видел ничего более гротескного, чем вся эта коллекция мраморных богов, богинь и нимф с видом Помпадур, прическами на прямой пробор и губками сердечком. Среди прочих есть подмигивающее Сладострастье, смеющаяся Аврора и пожирающий своих детей Сатурн; они стоят того, чтобы ради них совершить три путешествия, подобных тому, какое совершил англичанин ради одной лишь решетки сада.

В числе польского мрамора, помещенного в русском саду, есть бюст Яна III Собеского [61] Ян Собеский (1629―1696) ― великий коронный гетман, в польско-турецкой войне 1672―1776 годов командовал польскими вооруженными силами и 11 ноября 1673 года разбил турецкие войска под Хотином [Черновицкая область, Украина], после чего сейм избрал его королем под именем Яна III; вступил в союз с австрийскими Габсбургами, чтобы противостоять турецкой агрессии, и 12 сентября 1683 года, вместе с саксонскими отрядами и украинскими казаками, наголову разгромил турецкую армию, осадившую Вену; в своем труде «Эссе о нравах и духе наций» Вольтер так комментировал эти события: «Польша могла сохранить себя, только будучи данницей Оттоманской Порты. Ян Собеский, великий маршал короны, действительно смыл этот позор турецкой кровью в битве при Шокзиме ― de Chokzim (1674), эта знаменитая битва освободила Польшу от дани и доставила Собескому корону; но, по-видимому, эта победа, такая славная, не была настолько обескровившей противника и настолько окончательной, как говорят, потому что турки тогда сохранили за собой Подолию и часть Украины с важной Каменецкой крепостью, которую они взяли. Правда, что Собеский, ставший королем, обессмертил свое имя спасением Вены, но он так и не смог вернуть крепость, турки ее отдали, после его смерти, по условиям Карловицкого мира, не став от этого ни богаче, ни беднее». , спасителя Вены.