Николай Адлерберг - Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга

КУПАЛЬНЯ КЛЕОПАТРЫ – ТОРГОВЛЯ НЕВОЛЬНИЦАМИ – ОБЕД У КОНСУЛА – ВОСПОМИНАНИЕ О ПАССЕКЕ – ВИД ИЗ ДОМА КОНСУЛА – ДВА ПУТИ ИЗ АЛЕКСАНДРИИ В ИЕРУСАЛИМ – ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРУССКОГО КОНСУЛА – МЕХМЕД-РЕШИД-ПАША – ФРЕГАТ БЕХЕЙРА – КАПИТАН ХАЛИЛЬ – НЕСЧАСТИЕ – ВОЗВРАЩЕНИЕ НА БЕРЕГ – ОБЕЩАНИЕ КАПИТАНА – МУСТИКИ – ПЕРЕМЕНА ВЕТРА – НЕОЖИДАННАЯ ТРЕВОГА И ОПАСЕНИЕ – ПУШЕЧНАЯ ПАЛЬБА В МОРЕ – АРАБСКАЯ ЛОДКА – СПАСЕНИЕ

Остатки Клеопатриной купальни расположены вне города, между грудой скал, прилегающих к морскому берегу. Скалы эти, хотя невелики, но замечательны как редкость на плоском песчаном берегу. По словам преданий, царица, прославившаяся на всем Востоке своей красотой, находила особенное удовольствие любоваться своими прелестями. По ее приказанию, искуснейшие зодчие того времени трудились над сооружением бассейна среди скал – того самого бассейна, который и поныне небольшим извилистым каналом сообщается с морем. Таким образом, Клеопатра могла в тихой воде наслаждаться морским купаньем даже при самой бурной непогоде; бушующие волны, с пеной разбиваясь о скалистый берег, гнали успокоившуюся влагу по изгибам канала и вода тихо втекала в бассейн, где Клеопатра, упиваясь негой, освежала белоснежный стан свой.

Таким образом, сама природа платила дань ее прихотям. Впрочем, из следов этой великолепной купальни одна лишь природная красота – голый камень и лазурная влага – уцелели от всесокрушающего времени; искусственная же роскошь не оставила по себе даже малейших следов, и былые украшения архитектуры, богатства и убранства купальни ныне ожили лишь в некоторых описаниях. Нет сомнения, что украшенная искусственными барельефами, красивыми статуями, вазами из мрамора и порфира, испещренная цветами, убранная золотом, парчой, бусами и каменьями, окруженная толпой прекрасных невольниц, – эта единственная в своем роде купальня имела необыкновенно очаровательный, роскошный и великолепный вид, когда Клеопатра, во всей прелести обнаженной красоты, падала в нежные лобзания моря.

В недальнем расстоянии от купальни находятся катакомбы, или могилы древних египетских царей; это мрачные пещеры, в невыносимой духоте которых плодится неисчисленное множество так называемых ночных бабочек. Катакомбы, ныне заброшенные, служат иногда убежищем для преступников, скрывающихся от преследования.

Я полюбопытствовал видеть продажу невольниц. Этот унизительный для человечества обычай еще сохранился на востоке; грустное чувство овладело мной при виде этих несчастных, которыми до бессовестности невежественные людопромышленники торгуют как обыкновенным товаром.

Обширный двор, обнесенный довольно высокой стеною, служит местом для этой постыдной торговли. Небольшие дурно смазанные хижины укрывают невольниц от дождя и служат им убежищем в ночное время; по многочисленности поступающих в продажу женщин и по недостатку помещения положение несчастных стеснено до невероятия. Внутри этих мазанок, кроме стен и земляного пола, нет ничего. Несчастные невольницы, днем измученные лучами знойного солнца и нравственно убитые унизительной своей участью, ночью, в душной тесноте, ищут покоя на холодной и сырой земле, согреваясь только тем, что жмутся одна к другой. Днем они гуляют, или, лучше сказать, толпятся по двору; при появлении иностранцев-покупателей, чувство стыдливости, более или менее врожденное каждой женщине, разгоняет их по углам. Тогда продавец угрозами и палкой выгоняет их опять на двор: купцу нужно буквально показать товар лицом. Перепуганные и пристыженные невольницы, опустив глаза в землю, робко, в страхе, толкутся одна возле другой. Мне казалось, что даже самое бесчувственное сердце не может не ощутить живейшего сострадания и тоски при виде несчастных. Как мне хотелось в эту минуту быть настолько богатым, чтоб вдруг выкупить всех этих страдалиц, дать им всем свободу и денег, указать им благочестивый путь в жизни, просветить их спасительною для души христианской верой и, прикрыв их крылом человеколюбия, ввести в мир образованности к уразумению Бога истинного! Но всегда ли мы бываем в силах исполнять то, чего желаем?

Женщины эти все были негритянки, следовательно, совершенно черные. Тип физиономии у всех был общий и мало соответствовал европейским понятиям о красоте: у всех толстые губы, плоские носы и выпуклые кости под глазами; но зато у всех зубы необыкновенной белизны, формы чрезвычайно изящные и отменно правильные. Цены на невольниц, естественно, бывают различны, сообразно наружным их достоинствам. Средняя цена от 150 до 250 франков за каждую. Лучшие же по красоте невольницы выходят из общей расценки: попадаются женщины в 300, 500, в тысячу франков и гораздо дороже.

Обедал я в этот день на европейский лад, в пятом часу, у нашего консула, г. Ф…, который живет со всеми удобствами европейца и встречает своих соотечественников со свойственной ему любезностью и гостеприимством. Он сообщил нам сведения не совсем утешительные – о чуме в Сирии и о распространении злокачественных лихорадок в Египте. Но уже нам было не до чумы: главный вопрос состоял в том, как бы поскорее попасть в зачумленную сторону.

Возвращаясь после обеда домой, я встретил двух лезгин в знакомой мне одежде кавказских горских народов; они возвращались из Мекки в свою деревню Чоглы, близ Цудахара, в нагорном Дагестане, где я, за нисколько месяцев пред тем, имел случай сражаться с их дикими товарищами в рядах нашего храброго войска под командой отважного молодого героя Пассека, который предприимчивыми и доблестными подвигами своими оставил по себе завидную славу храброго генерала, а в памяти хищников – грозное для них имя и немало тяжких воспоминаний.

Я уважал Пассека как храброго воина и любил его как благородного человека. Мы сошлись с ним еще в 1841 г., когда я в первый раз был на Кавказе; тогда он был еще в низших чинах. В 1844 г. я нашел его уже генералом, украшенным знаками доблести и отваги; эти знаки заслужил он своей кровью. Он командовал авангардом отряда генерала Лидерса (героя Трансильвании в 1849 г.), посланного для усмирения Акушинского и Цудахаринского обществ, и преследовал бегущего под предводительством самого Шамиля неприятеля до Кородахского моста на Сунже, который хищники успели разрушить за собой, укрепясь в каменьях на скате горы на противоположном берегу. Устроив за незыблемыми преградами батареи, они упорно препятствовали нам исправить мост и далее продолжать преследование. Два дня враждующие стороны перестреливались ядрами по приказанию генерала Лидерса; Пассек ночью с двумя ротами пехоты спустился к самому берегу Сунжи, на подошву отвесной громадной скалы, на вершине которой под неприятельским огнем стоял наш отряд. Молча и ощупью, несмотря на чуткость горцев, мы в одну ночь, пользуясь темнотой и журчанием кипящего быстрого потока, выстроили, так сказать под носом у неприятеля, ретраншамент из тур и фашин, которые были сплетены заранее и перенесены нами на берег. С первым солнечным лучом мулла пронзительным голосом призывал товарищей своих к утренней молитве; все вскочили – и каково было их удивление, когда они увидели выстроенное в несколько часов, как бы мановением волшебного жезла, укрепление. Прежде чем они опомнились, две храбрые роты наши, молча залегшие среди ретраншамента, открыли мгновенно смертоносный огонь по неприятелю; завязалась обоюдная жаркая перестрелка, которая, впрочем, скоро утихла, ибо горцы, спрятавшись в густом каменнике, не терпели уже вреда от наших пуль, а гарнизон ретраншамента безвредно укрывался за своим валом от выстрелов неприятеля. Не менее того, положение наше было не из удобнейших: люди лежали, и никто не мог поднять головы, если не хотел наверное ее лишиться; небольшое количество провианта, который возможно им было принести с собой, и особенно недостаток воды – сделались весьма ощутительны.