Мариэтта Шагинян - Зарубежные письма

Очевидец съезда, Карел Шиндлер, точно называет 1912 год, конец июня — день Петра и Павла; другой очевидец, Иозеф Гулл, настаивает на 1908 годе; не забудем при этом, что очевидцам было по девяносто лет! Но все сообщения сходятся на том, что среди участников тайного «съезда» (верней — совещания) был Ленин. Твердо называется и время — среда и четверг последней педели июня, — когда он присутствовал на совещании.

В сообщении Виктора Фицка, кроме интересных деталей конспирации (делегаты узнавали друг друга на вокзале по белой повязке на левом рукаве, были одеты в одежду рабочих, были размещены в гостиницах «У белой розы» и «У красного рака» на Краковской улице и т. п.), очень толково излагается содержание встречи. Председательствовал на ной «русский эмигрант П. Б. Аксельрод», первым выступил с рефератом Троцкий; делегаты из русской Польши (их было большинство) говорили о полной автономии своей родины и о будущем строе России как федерации республик по типу Швейцарии. Острый конфликт вспыхнул между Лениным и Троцким «из-за разницы взглядов на проведение русской революции» (pro rozdilný názor na provedeni ruské revoluce) [88] «Slezký Sbornik», 1948, č 4, str. 341. .

В рассказах о характере совещания и расхождениях на нем сходятся, при всей элементарности их трактовок, все очевидцы, давшие свои «показания» в разное время — в годы 1947, 1951, 1957.

Конечно, было бы интересно дать полный перевод статьи Виктора Фицка, хотя бы потому, что ведь материалы Силезского института неизвестны у нас, никем еще по проверялись и не оспаривались, ходят по рукам читателей как достоверные, — а доска в память пребывания Ленина в Опаве остается на доме № 10. Но в то же время эти материалы, хотя никем не оспариваемые и критически не изучаемые, совершенно неизвестны даже пишущим о Ленине чехословацким коммунистам и не используются ими в их работе. Так, в Братиславе только что, к девяностолетию со дня рождения Ленина, вышла на словацком языке книжка Самуэля Бакоша «В. И. Ленин и чехословацкое рабочее движение». Получив ее от автора и тут же, при нем, проглядев, я спросила, почему он ни словом не упоминает о посещении Лениным Опавы. Бакош изумился — он ничего не знал об этом, так же как не знали и работники превосходного музея Ленина в Братиславе.

Попробуем — сквозь все наивности приведенных мною силезских документов — представить себе, что же в действительности могло произойти в Опаве. Пражская конференция, в январе 1912 года давшая победу большевикам, не закончила, а резко обострила борьбу между ленинцами и ликвидаторами всех типов и толков. Бешено боролся, сидя в Вене, Троцкий, он имел в Австрии почву под ногами и сильных приверженцев. И Владимир Ильич весь 1912 год без устали сражался с ним в печати, устных выступлениях, письмами в редакции. Переехав из Парижа в Краков, он легко мог съездить в Троппау, где собралась явно ликвидаторская группа с Троцким-докладчиком и Аксельродом-председателем. Ленину иптересны были участники-чехи, особенно рабочие, такие, как Шиндлер, с гордостью рассказывающий в воспоминаниях, как Ленин «подошел ко мне, подал мне руку и млувил со мною» [89] «Radostna zemé», журнал Силезского научного института в Опаве, 1951, стр. 94. . Опава — один из эпизодов этой борьбы Ленина против ликвидаторства, против разлагающего влияния Троцкого, против предателей рабочего класса, когда Ильич в «меньшинстве» — а вернее, почти в полном одиночестве — чувствует себя не побежденным, а победителем, потому что будущее — за пего. И, вернувшись из Опавы, он пишет в июле в редакцию «Правды» письмо о Троцком, разоблачающее его «как гнусного лжеца и кляузника» [90] В. И. Ленин . Полное собрание сочинений, т. 21, стр. 660 («Даты жизни и деятельности В. И. Ленина»), т. 48, стр. 69. , шлет туда же заметку «Ответ ликвидаторам» и требует от редакции, чтобы она вела более решительную борьбу с ними на выборах в Четвертую думу, отправляет письмо в редакцию «Невской звезды», осуждая ее «за боязнь полемики с ликвидаторами» [91] Там же, т. 21, стр. 661. , резко выступает против Аксельрода… Весь страстный напор его полемики направлен в одну точку, удары — один за другим — обрушиваются на одну и ту же мишень.

В свете этой борьбы, выковавшей для будущего человечества великую партию коммунистов-ленинцев, заезд Ильича в Троппау становится одной из страничек его биографии, которую следует изучить и включить в летопись его дней. Нам бесконечно дорого в этом эпизоде не только неутомимое мужество Ленина-борца, но и отношение к нему чехов-рабочих, политически еще не очень сознательных, еще скованных мещанскими путами правого европейского социал-демократизма, еще заражавшихся краснобайством Троцкого и мнимой ученостью Аксельрода, но уже классовым чутьем угадывавших в Ленине настоящего, своего вожака и сердцем тянувшихся к нему. Дорого нам и то, что на этом совещании наш Ильич, подобно другим делегатам, мог быть прописан по рабочей книжке горняка, а ведь горняки в тогдашней Чехословакии были революционным отрядом рабочих и незадолго до упоминаемого совещания провели апрельскую забастовку (2 апреля 1912 года).

1960

В словаре Ушакова «отдохновение» считается словом устаревшим и книжным. Но есть в нем какое-то звучание, нечто двойственное, как бы сложившееся из двух в высшей степени современных и устарению не подлежащих слов — из «отдыха» и «вдохновения». Мне кажется, для нас, советских людей, отдыхать — значит давать усталому мозгу, утомившимся мускулам, натруженному телу, истощенной нервной системе то постепенное наполнение или воспоминание, тот набирающийся снова источник силы, ту творческую потенцию, от которой потом опять возродится счастливая человеческая способность вдохновенного труда. И если баричу, лентяю, лежебоке или развинченному наслаждениями и бездельем сыну Запада предложить «отдохновение», то это действительно прозвучит и книжно, и архаично, и, главное, немного сатирически. Но мне хотелось много, много раз произнести и написать для нас это слово, когда я очутилась в одном из самых пленительных мест на земле, называющемся по-чешски «Марьинские Лазпи», панны Марии.

Свыше ста лет назад Гончаров пережил тяжелую травму — любимая им женщина отказала ему. Почти в отчаянии, душевно и физически истерзанный, приехал он на богемский курорт, где люди аккуратно пьют водичку, выдерживают строгий режим и совершают размеренные прогулки. И тут что-то случилось с ним. На этом курорте, «Марьиных ваннах», или Мариенбаде, как он в те времена именовался, — его, как пламя, охватило вдохновение. Настолько сильно было это вдохновение, что он сравнил его в письме к другу с «бешенством». Коридорная девушка и впрямь подумала, что русский гость «взбесился»: не ест, не пьет, как приклеился к письменному столу, вскакивает от него весь всклокоченный, бегает по комнате, вместо размеренной прогулки возле источников, — и пишет, пишет, пишет… Но Гончаров не только писал, он и обегал все окрестные горы, часами пропадал на луговинах и горных склонах, окунаясь в душистый воздух, полный запаха скошенных трав, выжатой солнцем испарины леса: «Я приехал сюда 21 июня нашего стиля, а сегодня 29 июля, у меня закончена первая часть «Обломова», написана вся вторая часть и довольно много третьей… Неестественно покажется, как это в месяц кончил человек то, чего не мог кончить в года? На это отвечу, что, если б не было годов, не написалось бы в месяц ничего» [92] И. А. Гончаров . Собрание сочинений, т. 8, стр. 285 и 291. .