Михаил Рощин - Полоса

Пусть простит меня читатель, я не буду заниматься здесь подробным критическим «разбором», — мысль ясная: писатель выделяет в каждом своем «человеке труда» достоинство, честь. Вот что его интересует в тех, кто трудится, кто привык полагаться на себя и знает себе цену. Настоящий работник, рабочий, специалист — всегда гордый и независимый человек. И это есть его жизненное приобретение. Его не закабалишь. А закабалишь, он будет бороться и биться, хорошо сознавая — за что. Подневольный труд рождает рабскую психологию, труд свободный возвышает до понятия чести, незнакомого рабу.

Читаешь рассказы П. Ф. Нилина и видишь, как милы автору именно такие люди, простые и гордые, ясно глядящие, работящие, нравственно здоровые, то есть н о р м а л ь н ы е, люди, какими они и должны быть.

Но мир сложен и неласков, жизнь груба, борьба беспощадна. Автору хочется, чтобы мальчик, честно колющий чужие дрова в поте лица, был бы честно вознагражден, а не обманут, ибо это значит унижать достоинство человека. Но точно так же ему хочется в свою очередь, чтобы каждый человек с достоинством и понятием чести был увиден как человек, даже если это враг из рассказа «Загадочные миры».

Как само время, новые обстоятельства меняют взгляд на вещи! Можно, допустим, взять два рассказа П. Нилина — из дней войны и из дней мира (один написан четверть века спустя после первого) — и увидеть: жестокость войны заставляет молодого человека, мальчика, вчерашнего школьника, по натуре мягкого и доброго, застрелить своего лучшего друга, когда тот в неравном бою готов сдаться врагам («Линия жизни»). Чувствуется, как в самом авторе все противится такому финалу, как он изо всех сил производит этот «нажим», не строя при этом больших психологических лесов, какая для него мука, что такое вообще возможно между людьми на белом свете. Но — да, это возможно, и это необходимо.

При этом Павел Нилин не неженка, не голубых, как говорится, кровей, и он сам с наганом в руках бился за молодую Советскую власть в грозные годы. Видел всякое.

Но вот то-то и дорого, что можно не быть голубых кровей, навидаться всякого, умом понимать необходимость, скажем, расстрела врага, который только что стрелял в тебя, но при этом иметь человеческое сердце, а в нем и нежность, и печаль, и ужас от человеческой смерти, а не ликование по этому поводу.

Жестокость, жестокость, непримиримость, вражда, бой не могут быть н о р м о й человеческого существования. Непримиримость солдата в бою — это одно, но, например, непримиримость доктора Ермакова по отношению к другому русскому человеку, который по молодости, глупости, из-за страха и голода попал когда-то во власовскую армию, потерял навсегда родину и теперь мыкается по свету, живет где-то в Африке и дети у него чернокожие, — непримиримость доктора как бы и понятна автору, но все же горемыку ему тоже жаль. И ермаковская жестокость смягчается добротой жены Ермакова, которая говорит и понимает, что э т о г о конкретного человека можно бы теперь и простить.

Честь и гордость — это высокие моральные качества, и они обнаруживают в носителях их непременно и другую, высшую нравственную черту — человечность.

Человечность, я думаю, и есть главная особенность в творчестве писателя П. Нилина. И хоть не я первый отмечаю это, и хоть человечность, говоря по чести, есть или должна быть элементарным условием любой писательской личности и деятельности, основой любой писательской позиции, все же приходится отмечать эту особенность как достоинство, потому что было время, когда человечность вызывала почти осуждение и насмешки и именовалась попросту слюнтяйством.

Молодые люди не знают и не помнят, но те, кто постарше, знают и вспоминают с благодарностью нилинскую «Жестокость», — о, какой огромный был резонанс, какое откровение, когда на исходе самых суровых наших времен писатель пронзительно сказал именно о человечности, о цене человеческого достоинства, равного жизни.

Повлияло ли на писателя время, или он сам был столь самостоятельно мыслящ, независим, авторитетен, что, подобно Льву Толстому, потрясавшему общественное мнение из яснополянской цитадели, говорил то, чего не говорили другие?

Я думаю, здесь было счастливое движение друг навстречу другу: времени и писателя. У англичан есть поговорка: «Самое главное — готовность». Можно сказать, что у советских писателей это чувство развито особо. Оно есть безусловное достоинство, позволяющее в одну ночь написать «Вставай, страна огромная» или «Жди меня», и оно есть недостаток, но не будем сейчас говорить об этом.

Меняется время, оно требует от писателя новой, высшей степени правдивости, нового, яркого героя, нового слова, и вот… одним писателям есть что ответить на эти возросшие требования, а другим ответить нечего. П. Нилин обладал такой готовностью.

Он стал всматриваться в прошлое, в н е н а п и с а н н о е до той поры и нашел в нем, в себе, юном большевике первых послереволюционных лет, те черты, которые требовались герою шестидесятых: непоказную преданность своему делу, принципиальность, высокую нравственность, ненависть ко лжи и демагогии. Венька Малышев напомнил молодым людям (да и не только молодым), какими нужно быть.

Это еще одна особенность писателя Нилина: его молодость. Его герои обычно или молоды по возрасту, или их мироощущение молодо, свежо, как у чистого деревенского парня, без хитрости и суетности глядящего на мир. Его герои не рефлексируют, не психуют, они, как правило, цельны и мужественны. Это их естество.

И такова же их преданность и верность делу, которому они служат: они сломаются, но не погнутся.

Что это — закон времени или природа таланта, писательская мечта, которая воплощается порою в сильно преувеличенном, вымышленном (но все равно живом) образе или отталкивается, напротив, от очень конкретных случаев, прототипов, от самого автора и его жизненного опыта? Наверное, и то и другое.

Человеческое, естественное, правдивое, искреннее — вот главное, вот что надо искать и воспитывать в себе, чем руководствоваться в жизни. Быть молодым, быть непосредственным — и исполнять приказ. И — исполнять приказ и быть мыслящим, чувствующим, способным отличить добро от зла.

Это важные вещи. Важные в жизни любого человека.

И столь же важны они были в жизни и творчестве самого писателя.

Сначала интуитивно идя от себя, от своей биографии и особенности своего таланта, он все более осмысленно, все более глубоко исследует свое открытие — тонкую и сильную черту человечности, без которой человеку не прожить, — и настаивает на нем, отстаивает его. И тем самым — я не зря говорил об этом вначале — осуществляется.

Осуществляется потому, что, как и его герои, является ч е с т н ы м тружеником на ниве литературы, работником, который хочет сделать свое дело добротно, не в похвальбу, а на пользу, который нашел секрет, как мастер, и, верный этому секрету, в поте лица добивается совершенства.